Бастард де Молеон

Писец направился к выходу, но едва он собрался ступить на порог, как дон Педро встал.

– Я дам триста тысяч золотых экю, – сказал он. Каверлэ подпрыгнул от радости.

– Но, поскольку, покинув вас, я смогу попасть в лапы какого-нибудь другого бандита вроде вас, который тоже назначит за меня выкуп, вы дадите мне расписку и охранную грамоту.

– А вы отсчитаете мне триста тысяч экю.

– Нет, ибо вы понимаете, что такую сумму с собой не возят; хотя среди ваших людей наверняка найдется какой-нибудь еврей, знающий толк в бриллиантах?

– Да я и сам в них разбираюсь, государь, – ответил Каверлэ.

– Отлично. Подойди сюда, Мотриль, – сказал король, сделав мавру знак приблизиться. – Ты слышал?..

– Да, государь, – сказал Мотриль, доставая из широких шаровар длинный кошелек, сквозь петли которого мелькали чудесные отблески, которые творец драгоценных камней заимствует у царя светил.

– Приготовьте расписку, – сказал дон Педро.

– Она уже готова, – ответил капитан, – надо лишь проставить сумму.

– А охранная грамота?

– Она под распиской. Я слишком усердный слуга вашего величества, чтобы заставлять вас ждать.

Кривая ухмылка появилась на губах короля. Он подошел к столу:

«Я, Гуго де Каверлэ, – прочел он, – командир английских наемников…»

Дальше король читать не стал; луч, подобный молнии, мелькнул в его глазах.

– Значит, вас зовут Гуго де Каверлэ? – спросил он.

– Да, – ответил командир, удивляясь радостному выражению в голосе короля, причину которого он тщетно старался угадать.

– И вы командир английских наемников? – продолжал дон Педро.

– Несомненно.

– Тогда подождите-ка, – сказал король Мотриль, – Положи эти бриллианты в кошелек, а кошелек спрячь в карман.

– Это почему же? – удивился Каверлэ.

– Потому, что здесь я должен отдавать, а не получать приказы, – вскричал дон Педро, доставая из-за пазухи пергамент.

– Это еще почему?! – высокомерно спросил Каверлэ. – Знайте же, государь, что на свете есть лишь один человек, который имеет право приказывать Гуго де Каверлэ…

– Так вот, – перебил его дон Педро, – подпись этого человека – внизу пергамента. От имени Черного принца приказываю вам, Гуго де Каверлэ, повиноваться мне.

Каверлэ, встряхнув головой, взглянул на развернутый пергамент в руке короля, но, едва увидев подпись, так завопил, что сбежались офицеры, из уважения к Каверлэ не входившие в палатку.

Пергамент, который пленник предъявил командиру наемников, действительно был охранной грамотой, данной Черным принцем дону Педро, и содержал приказ английским подданным повиноваться ему во всем до тех пор, пока сам принц не примет командование английской армией.

– Я вижу, что в самом деле отделался дешевле, чем думал ты, да и я тоже. Но не волнуйся, мой храбрец, я тебя вознагражу.

– Вы правы, государь, – ответил Каверлэ со зловещей улыбкой, которую скрывало опущенное забрало. – Вы не только свободны, я еще и жду ваших приказаний.

– Хорошо! – сказал дон Педро. – Прикажи-ка, как ты намеревался, метру Роберу отправиться за моим братом графом Энрике де Трастамаре и привести его сюда.

VI. Глава, где мы находим продолжение и объяснение предыдущей

События, что остались нам неизвестны после отъезда, а вернее, бегства, Аженора из Бордо и сцены в саду, развертывались таким образом.

Дон Педро добился покровительства принца Уэльского, в чем он нуждался ради того, чтобы возвратиться в Испанию; уверенный в поддержке людьми и деньгами, он вместе с Мотрилем немедля отправился в путь, получив от принца охранную грамоту, что обеспечивало власть и безопасность при встрече с бандами наемников-англичан.

Маленький отряд направился к испанской границе, где, как мы уже рассказывали, храбрый Гуго де Каверлэ раскинул целую сеть ловушек.

И все-таки, несмотря на то что Каверлэ был осторожным командиром и опытным воином, король дон Педро, благодаря Знанию местности, сумел бы, вероятно, миновать Арагон и пробраться в Новую Кастилию без всяких неприятностей, если бы не следующий случай.

Однажды вечером, когда король с Мотрилем, разложив большой сафьяновый пергамент – карту всех Испании, отыскивали дорогу, по которой им предстояло ехать дальше, шторы носилок бесшумно раздвинулись и высунулась головка Аиссы.

Юная мавританка взглядом подала знак рабу, лежавшему рядом на земле, подойти поближе.

– Раб, из какой ты страны? – спросила она.

– Я родился за морем, – ответил он, – на берегу, который смотрит на Гранаду, но не завидует ей.

– Тебе ведь очень хочется вернуться на родину, правда?

– Да, – тяжело вздохнул раб.

– Завтра, если пожелаешь, станешь свободным.

– Отсюда далеко до озера Лаудиа,[138] – сказал он, – и беглец умрет с голоду, прежде чем туда доберется.

– Не умрет, потому что он возьмет с собой жемчужное ожерелье, и ему хватит одной жемчужины, чтобы прокормиться в пути.

И Аисса сняла свое ожерелье и бросила его рабу.

– Что я должен сделать, чтобы получить и свободу, и жемчужное ожерелье? – спросил раб, дрожа от радости.