Бастард де Молеон

— На то, что минуло уже шестнадцать дней, — продолжал оруженосец, с насмешливой беззаботностью подъезжая все ближе, — как мы плетемся по Испании, где, говорили вы перед отъездом, нас ждет множество приключений, а нашими врагами были лишь солнце и мухи, трофеями — лишь пыль и волдыри. Черт возьми, сеньор Аженор, я голоден, и меня терзает жажда, а кошелек мой, сеньор Аженор, пуст! Сие значит, что меня постигли три величайших несчастья этого мира, и я не вижу, чтобы мы начали обирать нехристей-мавров, как вы обещали мне на радость, что должно было обогатить нас и спасти наши души, и все это виделось мне в сладких снах, там, в нашем прекрасном Бигоре, еще до того, как я стал вашим оруженосцем, а особенно с тех пор, как я им стал.

— Неужели ты смеешь жаловаться, когда я все это терплю?

— Я чуть было не впал в уныние, мессир Аженор, но вовсе не потому, что мне не хватает храбрости. Почти все наши последние франки[32] ушли на оружейников из Пиньела, которые заточили ваш топор, заострили ваш меч, начистили до блеска ваши доспехи, и, по правде сказать, теперь нам не достает лишь встречи с разбойниками.

— Трус!

— Простите, мы должны объясниться, мессир Аженор, ведь я не сказал, что боюсь этой встречи.

— А что ты сказал?

— Сказал, что я жажду ее!

— Почему?

— Потому что мы обчистим воров, — ответил Мюзарон с лукавой улыбкой, которая вообще не сходила с его физиономии.

Рыцарь поднял копье с явным намерением обрушить его на плечи оруженосца, который приблизился к нему настолько, чтобы можно было успешно применить этот вид наказания, но Мюзарон ловко увернулся от удара — видимо, он к ним привык — и придержал копье рукой.

— Будьте осторожны, мессир Аженор, — сказал он, — не следует шутить, ведь кости у меня крепкие, а мяса на них почти нет. Может случиться беда: сделав неловкий удар, вы сломаете копье, и тогда нам самим придется смастерить древко и предстать перед доном Фадрике[33] с испорченным вооружением, что будет унизительно для чести беарнского рыцарства.

— Да замолчи же, чертов болтун! Уж коли не можешь помолчать, лучше поднимись вон на тот холм и скажи, что оттуда видно.

— О, попадись мне на этом холме сам сатана, то я приложусь к его когтистой лапе, если он подарит мне все царства мира![34]

— И ты пойдешь на это, отступник?

— С превеликим удовольствием, рыцарь.

— Мюзарон, вы в праве шутить над чем вам угодно, но не касайтесь святых понятий, — серьезно сказал рыцарь.

Мюзарон склонил голову.

— Ваша милость все еще желает знать, что видно с холма?

— Даже больше прежнего, ступайте.

Мюзарон отъехал в сторону, подальше от господского копья, и стал подниматься вверх по склону.

— О! — воскликнул он, когда оказался на вершине. — О, Иисус праведный, что же я вижу! — и перекрестился.

— Так что ты видишь? — спросил рыцарь.

— Рай или почти рай! — в полном восхищении воскликнул Мюзарон.

— Расскажи мне о твоем рае, — велел рыцарь, который по-прежнему опасался шутливого розыгрыша своего оруженосца.

— О, ваша милость, этого не передать словами! — воскликнул Мюзарон. — Рощи апельсинных деревьев с золотыми плодами, широкая река с серебристыми волнами, а вдали — море, сверкающее, как стальное зеркало.

— Если ты видишь море, — заметил рыцарь, который отнюдь не спешил своими глазами увидеть эту картину, боясь, что, когда он поднимется на вершину, все эти прекрасные дали исчезнут, подобно миражам, о которых рассказывали ему паломники с Востока, — если ты видишь море, Мюзарон, то еще лучше ты должен видеть Коимбру, потому что она непременно должна быть между нами и морем, а если ты видишь Коимбру — значит, мы у цели нашего путешествия, ведь в Коимбре мне назначил встречу мой друг, великий магистр дон Фадрике.

— О да! — вскричал Мюзарон. — Я вижу большой красивый город, высокую колокольню.

— Хорошо, хорошо, — ответил рыцарь, начиная верить оруженосцу и давая себе слово на этот раз серьезно его наказать, если эта затянувшаяся шутка действительно окажется розыгрышем. — Прекрасно, это город Коимбра,[35] это колокольня собора.

— Да что я все твержу город, колокольня! Передо мной два города и две колокольни.

— В самом деле два города, две колокольни, — удивился рыцарь, тоже поднявшись на холм. — Вот видишь, только что у нас совсем ничего не было, а теперь стало слишком много.

— И вправду, слишком, — согласился Мюзарон. — Посмотрите, мессир Аженор, один город — справа, другой — слева, а за рощей лимонных деревьев дорога расходится. Какой из них Коимбра, по какой дороге нам ехать?

— Вот и новая помеха, о которой я даже не думал, — пробормотал рыцарь.

— И помеха вдвойне, — подхватил Мюзарон, — потому что, если мы ошибемся и на наше горе приедем не в ту Коимбру, нам не удастся наскрести в кошельке на ночлег.

Рыцарь снова осмотрелся вокруг себя в надежде разглядеть какого-нибудь путника, у которого он мог бы спросить дорогу.