Бастард фон Нарбэ

— По моим словам выходит, что отец Лукас необыкновенный человек, — с досадой сказал Боб. — Ты никак понять не можешь. На его личном счёту три уничтоженных вирунга. На личном — это означает, что он уничтожил корабли без посторонней помощи. Я тебе больше скажу, он сделал это на «Осе».

— Да ладно, — машинально брякнула Луиза. Вирунги она себе представляла только по фильмам. Зато «Осу» видела, так сказать, живьём. На том самом складе, где стояли матван и четыре рыцарские гафлы. «Оса» против вирунга…? Здесь воображение отказывало. — Так не бывает.

— Однажды он в течение двадцати трех минут сковывал боем вендар. К моменту подхода основных сил монастыря, от его райбуна осталась, по сути, только кабина и одна носовая пушка с боезапасом на три выстрела. На третий год службы Лукаса фон Нарбэ в ордене Десницы, совет Вольных Баронов оценил его голову в стоимость полностью оснащённого райбуна, — Боб отпустил сферу, и проводил взлетевший к потолку шарик задумчивым взглядом. — Это такие деньги, которые мы с тобой даже представить себе не сможем, но с тех пор ставки выросли. Теперь за голову отца Лукаса обещают выплатить стоимость вирунга. А за него живого — цену трёх райбунов. Он служит в ордене всего одиннадцать лет, ты можешь себе представить, как он умудрился достать пиратов за это время, и что будет дальше? Ему нельзя появляться в местах вроде Акму, ему вообще нигде нельзя появляться в одиночку, слишком велик соблазн даже для таких богатых людей, как дворяне. А он даже не считает нужным скрывать своё имя. Он — легенда, Луиза. И то, что ты называешь пропагандой, на самом деле лишь отголосок того, что рассказывают о Лукасе фон Нарбэ среди тех, кто живёт в пространстве. Все эти фильмы… — Боб хмыкнул, — очень хорошо, что Мартин Лилль нисколько не похож на отца Лукаса. Ты поняла хоть что-нибудь из того, что я рассказал?

— Я не знаю, что такое райбун, — буркнула Луиза.

Не так уж и соврала, кстати. Малые корабли она представляла себе ещё более смутно, чем вирунги. И ей очень не понравилось то, что Боб говорил о цене, назначенной за Лукаса. Маркграф Радун мог продать её рыцаря пиратам… Луиза не отличалась чувствительностью, но у неё было достаточно воображения, чтобы поспешно прогнать из головы все мысли на эту тему. Нет уж. Если хотя бы половина легенд о Лукасе фон Нарбэ — правда, то с того момента, как они покинули Акму Лукас в безопасности. Ничего ему не сделается, пока он в пространстве. А заодно в безопасности и Луиза. Что тоже приятно. Хотя и странно думать, что в космосе может быть безопаснее, чем на планете.

Глава 5

«те и другие вступили в бой — одни, при доблести своей, имея залогом успеха и победы прибежище к Господу, другие — поставляя предводителем брани ярость».

Вторая книга Маккавейская (15:17)

Она была… Слов таких нет, чтобы описать, какая она была. Прекрасная, нежная, чуткая, отзывчивая, порой капризная, но только оттого, что требовала к себе особенного отношения. Она имела на это полное право. Ещё она была весёлая, ласковая, насмешливая, непредсказуемая, высокомерная, нереально красивая. Быть с ней — испытание, восхитительное и нелёгкое. Каждый раз, как впервые. Каждый раз — счастье. Это так походило на любовь, что Лукас спрашивал себя, неужели он действительно влюбился? Если так, что ж, он выбрал единственную, достойную любви. А она… она сразу сказала, что он любит взаимно.

Её имя ласкало слух. Хикари — сияние, мерцающий луч, яркое свечение звёзд в бесконечной пустоте. Хикари — слава, сила, величие. Да, она была как свет. И она была сильна и величественна. Но можно ли влюбиться в звездолет? Не в том даже дело, что «Хикари» — не человек, вообще не живое существо, в том, что она — чужая.

Разве это не то же самое, что полюбить чужую женщину?

Лукас не знал ответа. Просто понимал, что любит, и знал, что любим. Знал, что никто никогда не относился к «Хикари» так, как он. Даже Эффинд, её пилот, восхищаясь своим кораблём, всегда помнил о том, что это всего лишь корабль. Пусть уникальное, но всё же творение человеческого разума и человеческих рук.

«Хикари» была неповторима, но Эффинд не хуже Лукаса знал, что любой космический корабль неповторим, даже межпланетный челнок, даже скорлупки, способные только выходить на орбиту и возвращаться обратно на поверхность. Слишком сложны они, чтобы можно было создавать точные копии.