С Инуи получалось две пересадки. Новый опыт. Космические станции — интересные места, и, кстати, полезные, если с кем встретиться надо, чтоб в глаза не бросаться. На вторую из них, под названием Мишмерише, почти одновременно с гаримой, на которой летел Дэвид, прибыл монастырь ордена Десницы.
На Мишмерише все как с ума посходили. В гостиницах тут же сделали платным переключение мониторов на разные камеры внешнего обзора. В прогулочных коридорах с прозрачными стенами, к моменту прибытия монастыря было не протолкнуться. Дэвид позаботился о том, чтоб прямо из своей каюты переключаться между камерами внутри станции. Администрации он об этом сообщать не стал — что им своих забот, что ли, мало? — а, чтоб хоть в чем-то соблюсти закон, отстегнул по прейскуранту, за возможность посмотреть на монастырь прямо из номера. Надо ж было узнать, из-за чего все тут разве что на головах не ходят.
Он не пожалел о потраченных деньгах, зрелище того стоило.
Из окружающей Мишмерише, пронизанной звездами пустоты медленно и неотвратимо надвинулась… планета. По крайней мере, так показалось сначала. Громада монастыря не помещалась в поле зрения, не помещалась в сознание.
Не целиком.
На обшивке чудовищной сферы вспыхивали и гасли какие-то непонятные огни, вокруг мельтешили тучи гафл — казалось, истребители просто играют, резвятся, под защитой монастыря-матки. Где-то в административной зоне Мишмерише, в какой-нибудь рубке связи, сейчас, конечно, шли переговоры с монастырем, обмен паролями, проверка безопасности, что там еще, курс корректируют, выравнивают скорость?.. шут их знает, неважно. Отсюда, из каюты, казалось, что расцвеченная редкими вспышками громада надвигается безмолвно и неудержимо, и уже вот-вот, сейчас, сомнет, раскатает в лепешку беззащитную станцию.
Только когда от монастыря к причалам устремились матваны, стало ясно, что все закончилось благополучно. Стыковка состоялась, или как там это называется?
Большой монитор в номере, еще недавно так похожий на окно, выходящее прямо в космос, был теперь разбит на несколько секторов, транслирующих изображение разных камер внутреннего наблюдения. Дэвид смотрел, как входят на станцию рыцари ордена Десницы. Первые матваны доставили не только рыцарей, были там и группы техников, и врачи, и послушники из обслуги, но рыцари бросались в глаза.
Синее с золотом.
Не сравнить с черной формой техников, или светло-зелеными мундирами врачей.
Рыцари-десантники с золотыми, шипастыми палицами в петлицах. Большие парни. Скалятся улыбками, проходя сквозь расступающуюся как вода толпу встречающих, веселые глаза находят, оглядывают, ласкают принарядившихся женщин.
Священники, ага. Так вот смотришь, и прямо видишь — монахи. От отпуска до отпуска уж такие монахи, впору канонизировать за подвиги на ниве воздержания. Что б там про рыцарей Десницы не рассказывали, какие бы фильмы не снимали, в данный конкретный момент этим ребятам явно ничего, кроме баб, не интересно.
А вон и пилоты. За десантниками не сразу различишь — форма-то один в один, только в петлицах мечи с крыльями — а габаритами куда как помельче. И тоже целибат аж в ушах плещется, женщин выцеливают, как будто вместо глаз системы наведения. Но вот эти-то явно держатся по двое. Хоть и кажется, что группой идут, хоть и смешались с десантом, но каждую двойку отчетливо видно. Как летать привыкли, так и тут друг друга из вида не выпускают? Похоже, что да.
А тот пилот, в Музее, он был один.
Дэвид еще несколько минут понаблюдал за рыцарями, за возбужденной публикой. Пожал плечами: народ здесь, все-таки, с прибабахом, как есть, жертвы пропаганды.
Рыцари, конечно, герои, чего там. С пиратами воюют, пленных спасают, заложников освобождают, и вообще, служат и защищают в лучших рыцарских традициях. Но как раз поэтому, к жизни они наверняка не приспособлены. Идеалисты же. Кто кроме идеалистов может постоянно, всегда, без выходных и отпусков быть героем? Эти парни малость похожи на корпорантов на Старой Терре тех еще времен, когда пыталось организоваться сопротивление Искину. Корпорации воевали, ага. Тоже идейные были, бились за деньги и свободу их зарабатывать, но умели что-то только от сих до сих. Если нужно было за пределы вылезти, фантазию проявить — терялись и, так или иначе, гибли. Вот и эти, что они умеют, кроме как воевать? Им ничего больше уметь нельзя, иначе идейность рано или поздно трещину даст. Значит, вне монастырей, в обычной жизни, они как улитки без панциря. Они не знают об этом, не знают, что мир за пределами их монастырей, может быть враждебен. Они уверены в том, что мир и люди в нём созданы разумно и настроены благожелательно, а себя чувствуют хозяевами и в космосе, и на планетах…
И все-таки, покинув монастырь, даже в мирной обстановке держатся, как в бою.
Дэвид мог поспорить, что рыцари в родном для них, смертельном холоде пространства отличаются от рыцарей, которых благодарные миряне видят на станциях, и на поверхности планет. Дэвид был уверен, что отличия разительны.