Двадцать лет прошло. Многое с тех пор изменилось. А вот это осталось. Лукас защищает мирян. Защищает их души, для любого нуждающегося находя слова утешения и спасения; защищает тела, ведя бескомпромиссную войну с пиратами. Если понадобится, он умрет, защищая мирянина, но попытайся этот мирянин заговорить с ним не по делу – выморозит до костного мозга одним лишь взглядом. И, все-таки, главное здесь – готовность защищать. Никогда не думали, что и ее тоже нужно подавить, как подавляли эмоции. Да, если уж на то пошло, именно за счет нее эмоции и подавлялись. С самого детства все устремления Лукаса были направлены на то, чтобы как можно лучше делать то, ради чего он был создан. Две задачи: защищать мирян, и, защищая их, доказать, что аристократы заслужили свободу. Две цели, достаточно важных и всеобъемлющих, чтоб ради их достижения всегда держать себя в нечеловечески жестких рамках.
Одна из целей была следствием другой. Теперь они друг другу противоречат. Лукас сделал выбор, не колеблясь, но неужели он не понимает, что спасая одного человека, обрек на смерть многих?
Неужели его все еще ведет Господь? Увы, эта мысль слишком хороша, чтобы оказаться правдой.
«Свободных кают целая куча, а вы все равно живете в одной. Странные вы».
«Нам не тесно. Мы и так почти не видимся – дел слишком много».
С Аней иногда бывало сложно. Они переставали друг друга понимать. Тогда Март как бы включал в себе мирянина – он же был мирянином целых семнадцать лет, – и пытался поставить себя на ее место. С поправкой, конечно, на то, что он никогда не был пятнадцатилетней школьницей. Ну, так, с другой стороны, школьницу-телепата понять, все-таки, проще, чем школьницу обычную. Этих, если честно-то, вообще никто не поймет, кроме других таких же.
Она спрашивала про Лукаса. Много. Ясно почему. Во-первых, никак не могла поверить, что это тот самый Лукас фон Нарбэ, во-вторых, не могла понять, чего же от него ожидать. С одной стороны, вроде, спасает. А с другой, так же, как и церцетарии, держит запертой в каюте. И с ним ни разу не удалось связаться. Аня вообще не могла его найти, не чувствовала на корабле. Вот и боялась, не доверяла, недоумевала.
Задавала вопросы.
Март объяснял, как умел, что все делается для ее безопасности. Именно ее безопасность требует ограничения пси-способностей. Лукас никогда, ни при каких условиях не причинит зла мирянину. Но миряне в этих слоях «подвала», когда к кораблю пытаются прорваться демоны, могут вести себя странно. И кто знает, каких странностей ожидать от телепатки, едва начавшей осваивать свой талант?
И кто знает, как отреагирует Лукас на ее неадекватное поведение? Священник-то он священник, но в «подвале» инстинкты дают о себе знать особенно сильно. А инстинкты у Лукаса – аристократские.
А однажды как-то так получилось, он и сам не заметил, они перестали говорить о Лукасе, и заговорили об Андре. Такие они, телепаты. Если собеседник не закрывается, не боится, быстро учатся его мысли в нужном направлении строить. Март, правда, в отличие от Ани, был в таких делах не новичок. Как тема сменилась, прохлопал, конечно – после вахты был, устал малость – но довольно быстро сообразил, что к чему. Спорить и совсем закрываться он не стал, просто канал контакта сузил. Об Андре он даже с Лукасом не особо говорил, сам еще понять не мог, надо ли. У него Лукас и Андре были в ассоциативной связке. Он в одном какое-то время пытался увидеть другого – неосознанно, конечно, пытался, но все равно глупо это было. То, что в Андре не нужно искать Лукаса, а можно просто любить его самого, Март понял до конца, наверное, только в цитадели. И до сих пор не знал, что с этим пониманием делать.
Когда ты сходишься с кем-то... с тем, кто убивает таких как ты… наверное нормально, объяснять это себе тем, что сходишься не с ним, а с образом, который для себя придумал.
Лукас сказал:
Да в плазму все это! С одного раза ничему не научился? Три года назад на Лукаса смотрел, как на главного врага всех псиоников. Потом – на Андре, как на главного врага Лукаса. А теперь вообще запутался. Но уж точно с такими вопросами, да и с ответами, когда они появятся, надо будет, набравшись смелости, идти к командиру, а не к девочке-школьнице, которой, вообще, кроме как в теории о любви знать не положено.
На разных планетах правила разные. Аня была родом с Гемала, там «возраст согласия» начинался с семнадцати. А вот возраст чтения романов о рыцарях-пилотах нижней границы, кажется, не имел. Ни на одной из планет.
Из «подвала» выходили над самой планетой. Техника безопасности запрещала такие выходы категорически. В первые мгновения перехода системы наблюдения работают с запозданием, интервал запоздания зависит от глубины прыжка, а Лукас на малых глубинах не летает. Корабль выныривает из «подвала» слепой, глухой, без осязания. Если все это происходит близко к поверхности – впилиться в планету проще простого.