Бастард фон Нарбэ

– Сдурел? – изумление Марта могло посоперничать с его собственным. – Она звездолет, как к ней ревновать? Иччи на тебя… – он прикусил язык. Ну, еще бы, священнику нельзя поминать нечистых, особенно во время полета в «подвале». – Не понимаешь, что ли? «Хикари» позволила Лукасу пилотировать ее, а у меня не получилось. Ей планетник с имплантантами подошел больше, чем я.

– Потому что у него есть имплантанты.

– А у меня есть Лукас. А ей наплевать. Как будто я не его ведомый! – Март разлил по чашкам чай, раскусил один ётон. – Я семь дней думал над своим поведением. И понял, что мне еще учиться и учиться, а пока я даже грех гордыни освоить не могу.

– Ты думал семь дней, чтобы прийти к выводу, о том, что неправильно грешишь? – восхищенно уточнил Андре. – Мальчик мой, да ты мог бы быть аристократом!

– Да ну тебя, в самом деле! Я тут душу изливаю. – Март уставился в чай, что-то посчитал на пальцах и ухмыльнулся. – Знаешь, мы встретимся с «Сонсарком» примерно через два месяца. Думаю, мне хватит этого времени на то, чтобы поработать над грехами. И для начала, не «мальчик мой», а «преподобный отец».

– Я запомню, – протянул Андре, – в некоторые моменты это будет звучать очень… хмм… определенно, стоит попробовать.

*  *  *

– Дневная норма – тысяча тонн! И пошло все к убырам! «Могу больше» не значит «сделаю больше». 

– Можешь больше, значит, обязан больше.

– Драные чусры, Яман?! Ты сам как рабовладелец!

– Мы тут все каторжники. Если люди теперь могут вырабатывать больше нормы, значит, они должны это делать. Нельзя давать слабину. К тому же, на все, что добыто сверх нормы, мы сможем заказывать то, что нужно нам, а не то, что включено в стандартный комплект.

– Наркотики?

– В том числе.

Иногда Яману хотелось убить этого чернокожего. Ведь не дурак же, был бы дурак, не бесил бы так сильно. Но дураки не способны долго удерживать власть, а Кубва правил Мезаром уже четыре года.

– Что еще? Лекарства?

– Два новых диагноста, два кибер-медика, витакамеру…

– Чего? За убыром нам вита-камера? Если кто встрянет так, что кибер-медика не хватит, сожжем и вся недолга. Будто мало нам калек?

– Есть один калека, у которого должно быть всё.

– Да он… – Кубва подрастерял боевой задор и перестал изображать парня с осваиваемой планеты. – Здоров же, вроде? Или случилось что? 

Случиться со Шрамом не могло ничего. Яман знал его гораздо лучше, чем Кубва, и уже пришел к выводу, что слепой калека и к жизни, и к выживанию приспособлен так, как им, здоровым, и не снилось. И, все же, однажды с ним случилось. Тогда он был здоров и мог видеть, и, наверняка, мог защищаться гораздо лучше, чем сейчас, но хватило одного психопата со скальпелем, чтобы все изменить. Лучше не рисковать им, каким бы он не казался.

Правда, вита-камера нужна не ему.

– Что ему сделается, Кубва? Он нас всех переживет. Но ты ж его знаешь, он не понимает, как можно кого-то просто оставить умирать.

Кубва знал. Это уже все на Мезаре знали. 

За последние сорок дней здесь многое изменилось. Не только нормы выработки, хотя для «Сонсарка», который в следующий раз явится забрать руду, именно это имело значение. Изменились люди. Шрам говорил, что люди не меняются, а просто вспоминают, какими их создал Бог. Ладно, ему виднее. Яман считал, что Бог создал людей, чтобы они трудились. Шрам не спорил, но иногда напоминал, что цели и задачи Господа неисповедимы, так что относительно предназначения людей нельзя прийти к какому-то одному выводу. Сорок дней назад ovis Ямана, девяносто человек его паствы, были единственными, кто думал о Боге. Сейчас послушать проповеди собирались все свободные от работы. Шрам каждый день сдвигал время проповеди на час, чтобы услышать его, так или иначе, могли все каторжане. В пустую штольню, отведенную под храм, помещалось всего двести человек, но Вартай Привратник делал записи… Сукин сын, он их поначалу пробовал продавать. Шрам узнал, велел Вартаю прийти, и после пятнадцатиминутного разговора Привратник зарекся продавать что бы то ни было, еще и пожертвовал в фонд лазарета сто девятнадцать контейнеров с пайком и целую пачку настоящих сигарет.

Это Шрам… Яман все еще не привык. Остальные – тем более.

Все снова обрело смысл. Все, что было в жизни до Могилы. «Бог не оставил нас, значит, у нас есть надежда». У них не было надежды на освобождение – никто из них не уйдет с Мезара ни живым, ни мертвым – но была надежда умереть человеком.  А это много для тех, кто считал, будто у них не осталось вообще ничего.

– И смысл работать появился, – пробормотал Яман, глядя, как Кубва заносит в список покупок сигареты. Моховой табак, который выращивали прямо здесь, на Мезаре, курить можно было только от полной безысходности. – Наркотой не увлекайся, – он ткнул пальцем в планшет, – вот этот ноль убери. Тебе сейчас не нужно столько, чтоб овец удерживать, так что нехрен.

– Запас нужен, – буркнул Кубва.