Бастард Ивана Грозного 1

Москва открылась краснокирпичной Китайгородской стеной, сразу за которой начиналось торжище. Саньку поразило, сколько они проезжали мостов и мостиков, перекинутых то через речки-ручейки, то через глубокие и не очень овраги! Москва представала незнакомой, но такой же суетной.

Сразу после пересечения Москвы реки и выезде на её левый берег, царский поезд столкнулся с массой движущихся в ту, или противоположную сторону, саней и волокуш. Ни троек, ни «двоек» видно не было. В тяжелые повозки запрягали коней друг за другом.

Лошадки, в основном, были среднерослые, в холке примерно с Саньку, с короткой шеей и выпуклым лбом. Редко попадались длинношеие красавцы.

Военные конники использовали низкорослых степных ногайских лошадей, неприхотливых, невысоких и лёгких телосложением. Они легко выдерживали шестичасовой безостановочный бег, в чём Александр смог убедиться за время длительного перехода из Коломны в Коломенское. Именно на таком жеребчике верхом ехал сейчас и Ракшай.

В Москву много везли брёвен и пиломатериалов, и Санька понял почему, когда въехал в Китайгородские Варварские ворота. Китай-город застраивался теремами. Сразу за воротами, справа и слева вдоль стены стояли слады брёвен, бруса и досок.

— Готовые срубы недорого! — Кричали зазывалы. — Отрезная доска и дрань!

Тут же пилили и строгали, сколачивали двери и окна, подгоняли и собирали, и разбирали конструкторы. Санька проезжал, глядючи на это, открыв от изумления рот. Государь ехал рядом и не удержался, чтобы не похвалиться.

— Заселяют купцы и бояре Китай-город. Растёт посад!

— Вот отсюда и полыхнёт, когда дровишки подсохнут, — буркнул Александр тихо, но Иван услышал. А может не услышал, а понял.

— Не полыхнет, — упрямо насупился царь. — Не допущу!

Государь прижал пятками своего серого аргамака, стоившего, как он сказал Александру, триста рублей, и тот попытался рванутся в галоп, но лишь встал на дыбы, сдерживаемый рукой седока.

— Ты что-то имеешь предложить? — Спросил Иван, успокаивая свой гнев.

— Вынести это безобразие за стену.

— За стеной они не будут платить пошлину, — сказал царь.

— Кто сказал? — Удивился Александр.

— В судебнике прописано от… э-э-э… не помню какого года.

— Издай указ.

— Дума боярская не приговорит.

— Насрать на неё, — ругнулся Александр. — На думу боярскую.

— Как это? Что значит насрать?

— Навалить на их приговор кучу.

— Зело похабно от тебя слышать такое…

Иван даже расстроился и Александр извинился.

— Прости, государь, вырвалось скверное.

— Бог простит, — тихо сказал Иван.

Посад пах свежеструганным деревом.

— В думе почти все мои родичи: дядьки, деды. А кто не родич, тот потомок Рюрика, Владимира, Олега. Они меня уму-разуму учат.

— Учат-то они учат, спору нет. Но и земли растаскивают. Черносошных крестьян обирают, пустоши к рукам прибирают. Вон дьяки да дворецкие и твои земли себе отписывают. Кто через монастыри, а кто и так. Те же Захарьины… И себе и родичам много земель отписали, якобы продав болотины негодные за гроши, а цена им — рубли.

— Ништо, — рассмеялся вдруг царь, — сила будет, поотбираю землицу от них уже с деревнями и пашнями. Ты мне скажешь потом, кто что схитил, а я запишу. Записную книгу себе заведу. Писца молодого надобно сыскать. Поищи мне смышлёного, а?

— Да где ж мне его сыскать, государь? Я у вас тут никого не знаю. Это Алексей Фёдорович лучше подскажет, или твой протопоп Сильвестр.

— Он не мой, — снова нахмурился Иван. — И вообще… Делай, что велю.

— Слушаюсь, государь, — согласился Санька. — Я не перечу тебе, но я впервые в Москве. Боюсь ошибиться в выборе.

Конь под царём снова занервничал, перебирая ногами.

— Ништо. Освоишься. И молодших… Как ты назвал? Гордейцев?

— Гвардейцев, государь…

— Вот-вот… Гвардейцев из новиков мне отбери.

— Исполню, государь.

— Что ты заладил? Государь, государь… Уже и оглядываться стали на нас.

В царской санной повозке ехал Адашев. Ему все встречные и кланялись. Рындам запретили охранять царя и они, чтобы соблюсти протокол въезда царя в столицу, обступили сани с Адашевым. Варваровская улица, продолжавшая дорогу из Рязани и Коломны, привела к Спасским воротам Кремля.

К своему стыду Александр Викторович в Московском Кремле за свою жизнь ни разу не был. В Москве был много раз, а в Кремль его не тянуло. Но Спасскую башню он помнил хорошо. Помнил и её знаменитые на весь мир часы. Так вот, башня, какая-никакая, стояла, а вот часы на ней отсутствовали.

Башня не имела кирпичного каменного готического навершия, и представляла собой «п» — образную конструкцию, чуть выше самой Кремлёвской стены. На площадке башни стоял высокий деревянный навес.

— А где часы? — Вырвалось у Александра. — На Спасской башне…

— Какие часы? — Удивился царь.

— Ну… Здесь должны висеть часы.

Иван покачал головой.

— Ты и о том ведаешь?! Откель? Ах, да… Ведун ведь. Сняли часы. Увезли в Новодевичью лавру. Старые уже. Более восьмидесяти лет веремя показывают. Сюда другие собирают. Вон, гляди, — Царь ткнул вперёд вытянутой рукой и указательным пальцем.

На башне под навесом Санька разглядел людей и непонятную с земли конструкцию над которой они трудились.