Бастард Ивана Грозного (СИ)

— Не поймёшь наших епископов. То, то им не так, то, эдак… Давно живу… Такого наслушался от них, что аж на болота спрятался. А, ты, вишь, выйти заставил. Наши пращуры всё ели, даже бера и ворона. А уж зайца не есть?! Кто сказал такое?! Кто придумал?! Стерлядь, это же…

Дед сглотнул слюну.

— Ты, еретик, дед, — Санька стал серьёзным.

— Да, как тут не блядити, коли пастыри блудят в потёмках веры и меж собой не сговорятся? На кострах жгут инаков. Бяда-а-а…

— Ты, дед, поваришь клей у меня, пока. Мы, как раз, корабль строить начали. Для него клея много надо: мачты, руль переборки склеить. А заодно ребятню пообучишь. Приставлю к тебе мальцов-помощников с десяток. Потянешь?

Старец согласился не сразу, но согласился.

* * *

Вечеряли у Мокши.

Землянку Мокша с Лёксой расширили по «просьбе» царя. Де, «заходишь к вам в гости, и развернуться не где…»

Санька специально привёл к Мокше Фрола (так звали старца), так как знал, что у родителей оставалась в леднике двухдневная стерляжья уха.

Когда перед Фролом поставили горшок со стерляжьим заливным, и он его попробовал, с его улыбающегося лица можно было бы писать Джоконду. Старик молчал, пока ложка не выбрала последние капли еды.

— Ничего, что скоромным угостили? — Спросил Санька. — Мокша — кузнец и живёт по старым традициям. Ему можно. И я вновь обращённый… Мне поблажка дана от отца Сильвестра…

— А я сам сговорюсь с господом, — улыбнулся ещё раз дед. — Благодарствую за угощение. А я вас завтра угощу своим студнем.

Этим вечером Санька с Фролом немного поговорили, и о былом, и о буднем, но того, что больше всего волновало каждого, не касались.

Следующий день прошёл обыденно, а вот вечером в землянку Мокши пацанята внесли большой горшок, в котором оказался густющий желеобразный ягодный кисель. Это был даже не кисель и не желе, а настоящий прозрачный мармелад.

Дед нарезал его ножом прямо в горшке и наложил каждому в миску. Такого вкусного мармелада Санька не ел давно.

— Это и есть карлук. Он не имеет ни вкуса, ни запаха, ни цвета. Ежели его сварить густо — это добрый клей, а если пожиже, то можно добавлять в питьё, или еду.

Мокша понимающе покачал головой, но ничего не сказал.

Ещё когда вечеряли, Санька и дед Фрол поглядывали друг на друга задумчиво. Санька спокойно, а дед с явно ощутимой тревогой и волнением, подслеповато поджимая нижние веки.

Поднявшись в дедову светёлку Санька не стал «тормозить», и спросил сразу, только они вошли.

— Говори, старик, что тебя беспокоит?

Старик вздрогнул.

— Вот и слова ты изрекаешь тревожные. Именно, что бес меня не покоит. Тяжелы мои думы о тебе.

— И что тебя тревожит? — Переспросил Санька.

— Ты тревожишь. Жил я себе тихо, и душа моя находилась в покое. Готовился я к отходу в мир иной, но не прибирал меня Господь. И тут явился ты, аки зверь лесной. Но, щас гляжу на тебя, и другим ты мне видишься. Уж не говорю, что ты, как Иисус воскресший, можешь, хоть посуху ходить, хоть по небу летать. Может, ты и по воде, аки посуху можешь, то не видел и не ведаю… И думаю, я, что ты — антихрист… Про того тоже сказано, что все возлюбят его, как Бога и будет он творить чудо. А тебя здесь превозносят… И чудишь ты зело…

— Вот оно, что? — Удивился Александр. Ему было не до смеха, но он усмехнулся. — Не мне судить, кто я. Сказано, по делам узнаете их. Но, если я — антихрист, значит где-то уже есть Христос и всё свершится по завещанному. Но одно скажу, что я ничего не проповедую, бога не хулю и живу простой жизнью.

— А исцеления? — Растягивая слово, спросил старец.

Санька вздохнул.

— То через молитву…

Старик хмыкнул.

— Я молюсь сколько лет, чтобы господь вернул мне зрение, и ничего.

— Значит, или не о том молишь, или не надо тебе. В другом, значит, твоё предназначение.

Старец крякнул от неожиданности.

— Вот ты уже и проповедуешь.

— Да, что же мне и слова не скажи?! — Удивился Санька.

— Слово слову рознь, — прошептал дед. — Тебе годов скокма?

Санька «поскучнел», ничего деду не ответил и пошёл спать. Не получился тогда у них разговор.

Дед Фрол ответственно отнёсся к наставничеству и стал учить мальцов не только клей варить, но и иным премудростям: из чего и как верёвочку связать, сети сплести, костяные крючки сделать. Науки сии дед сопровождал шутками, прибаутками да побасенками, и ребятишки не чурались старца. А он не корил их за нерасторопность и не ругал за оплошки.

Так и прошло лето. Общий труд сплачивает. Клей Фрол варил, и вправду, хороший и всё, что склеили тем клеем, держалось крепко. Санька попробовал шпангоуты, привальные брусья, киль, штевни и бимсы сделать ламинированными: наружные слои набирал из дуба, а внутренние — из сосны. Такая конструкция при хорошей прочности была значительно легче, и можно было использовать тонкое дерево, которое быстрее сохло.

* * *

Ещё до спуска яхты на воду Фрол испросил у Саньки разрешения потрогать «корабель». За всё время строительства он к стапелю не подходил. Когда Санька нахваливал его клей, рассказывая, что к чему клеил, дед Фрол лишь посмеивался в усы и бороду, но ни о чём Саньку не расспрашивал. А тут, не удержался, попросил.