Ух, ты, гречка? Точно, она. Смотрю, в моём хозяйстве довольно разнообразный ассортимент продуктов, и зерновых, и овощей, и оливок, и винограда много, и фруктовые сады. Земля-то прямо благодатная, и климат мягкий. С Италией или Грецией бы сравнил, но отсюда до моря пара-тройка сотен миль, влажность другая, меньше намного.
— Это что за острог? — спрашиваю Ригера, когда за околицей в стороне фруктовых посадок вижу обнесённый частоколом из заострённых брёвен квадратный участок, размером всего в четверть акра.
Надо было с собой кого-нибудь из братьев взять. Дядьке-то откуда тут что знать? Действительно, хорошие мысли приходят с опозданием.
— Пасека. — поясняет старший сержант.
Ого, Ригер уже, оказывается, в курсе. Молодец, тоже времени зря не теряет. Подготовился к нашей рекогносцировке.
Паргейцы оказались сообразительней землян, в том смысле, что давным-давно от бортничанья перешли к культурному пчеловодству. Мёда добывали много, но и спрос на него при дороговизне и малой доступности сахара был большой. Пасека не приносила обители дохода только по той причине, что братья сами весь её продукт употребляли, правда, в виде медовухи.
Опасный это напиток. В своей прошлой жизни узнал. Вроде пьёшь как лимонад, а потом на ногах устоять не можешь. Плавали, помним.
От поднесённой встретившим нас братом Тимофеем — так он представился — ендовы с медовухой литра на полтора отказался, как и от мёда в сотах, подозреваю, от него одно место могло слипнуться, ну, или пришлось бы много и часто пить в моём коротком путешествии, а я вовсе не за этим покинул монастырь.
Своим спутникам отказать в приёме сладостей сил не хватило. Да и никто бы на моём месте не смог, увидев, какими глазами смотрят на плошку с сочными сотами Юлька и Николас. Бог с ними, пусть объедаются, раз друг детства устроил им широченную белую полосу в жизни.
— Покажи, что тут у тебя и как. — прошу брата Тимофея, спешившись.
В дом-пятистенок заходить не стал, а вот саму пасеку осмотрел. Информационный голод, пожалуй, одна из самых серьёзных проблем в моём паргейском бытии. Пытаюсь утолять его всеми возможными способами. А какие тут возможны в отсутствие СМИ, интернета и прочего? Книги, беседы и вот такие как сейчас экскурсии.
Сорок с лишним ульев. Вполне неплохо. И управляется с ними монах один. Труженник. Хвалю его, получая в ответ хорошо скрытую насмешку:
— Мне очень приятно, ваше преподобие. — кланяется немного ниже положеного.
Ну, да, личный, а не родовой авторитет мне ещё только предстоит заработать. Если получится. Если? Обязательно смогу, какие ещё сомнения?
— Теперь куда? — уточняет Ригер, когда мы покидаем гостеприимного пасечника.
— В Гутово. — называю подаренное Неллерами село.
До ближайшего одарённого теперь далеко, так что, давно могу смело приступать к спектаклю под названием: «обретение дара милордом Степом».
На исполнение роли уже настроился, в чём мне помогает тот факт, что инициации происходят у всех по разному. Помню, как сам полдня жжением в груди промучился, а вот Юлиана двое суток в горячке провалялась. Её отец, мой дядя, даже впадал в отчаяние, опасаясь, что она станет одержимой. Кузина появившееся в её груди энергетическое ядро видела отчётливо, а вот каких-либо жгутиков ни одного. Лишь когда время перевалило на третьи сутки с начала пробуждения источника, нити вырвались из него наружу.
Короче, Станиславского с его знаменитым «не верю!» увидеть вблизи себя не ожидаю. Как изображу сценку, так и сойдёт. Главное, чтобы шею себе не свернуть, упав с кобылы, когда буду симулировать впадение в беспамятство.
Возглавить кавалькаду Ригер мне не даёт. Переживает за мою безопасность. Вдруг стрелы откуда-нибудь внезапно полетят? Амулеты, их отклоняющие, есть у каждого из нас, даже у Юльки. Только энергии в каждом из кулонов хватит на защиту от полутора-двух десятков выстрелов из луков или арбалетов. Беспокойство моего опекуна понятно — в залпе, направленном на меня одного, может оказаться большее число снарядов. Что ж, поеду и в середине строя.
— Юлька, догоняй, что скажу. — оборачиваюсь к девчонке, а когда та со мной поравнялась, доверительно сообщаю: — Читал в книге, что обсасывать грязные пальцы плохо для животика. Болеть будет.
— Так я же не грязь, а мёд слизываю. — смеётся девчонка. — Пальцы липкие. Что с тобой, Степ?! Милорд!
Первым свидетелем моего приступа стала она, молоденькая служанка. Разукрасить произошедшее всякими немыслимыми подробностями фантазии у неё хватит, и чем больше Юлька их вывалит на слушателей, тем меньше её всерьёз станут слушать.
— Горит, Юль, грудь горит! — произношу осипшим голосом и кладу свободную от уздечки руку на верх живота. — Больно. — страдальчески морщусь, закрываю глаза и начинаю медленно заваливаться вбок.
— Милорд! Господин Ригер! Он! — девчонка в испуге хватает меня обеими руками за локоть и сама чуть не сваливается на землю. — Милорд!
Но уже и без её слезливых криков все сообразили, что с его преподобием происходит что-то неладное. Упасть мне не дали. Отряд остановился, и бастарда Степа, бережно сняв с кобылы, уложили на траву.