Вспомнив о старшем брате, Генрих немного повеселел. Его могут как угодно называть при дворе: и братоубийцей, и предателем родной крови, и тем, кто «предал единожды — обязательно предаст снова», но все эти злые языки, так или иначе, ничего не добьются. Положение Генриха при дворе только укреплялось.
К слову, последнюю фразу о предательстве, как стало известно Генриху, выдал королю не кто иной, как канцлер. На что его величество ответил, что Генрих де Грамон, в отличие от своего родного брата, короля не предавал. Напротив, он своевременно сообщил о готовящейся измене. По сути, он сделал работу самого канцлера.
Когда Генриху пересказали разговор его величества с этим старым сухарем Ламбертом де Вержи, от переполнявшей его радости и гордости граф приказал устроить бал, который обошелся ему в целое состояние.
— Как будто ты сама их не любишь! — не осталась в долгу Ивелин. — Я прекрасно помню твою счастливую улыбку, когда ты танцевала с маркизом де Колиньи!
Мариэль вздрогнула и, густо покраснев, посмотрела в упор на младшую сестру. Казалось, что из ее темно-зеленых глаз в Ивелин ударят молнии.
Белокурая непоседа, зная о том, что является любимицей отца, все эти взгляды благополучно проигнорировала, не забыв при этом показать старшей сестре язык.
Пока дочери Генриха переругивались, их кузины молча сидели, потупив взоры. За последние месяцы Кэтрин серьезно потрудилась, чтобы приструнить их. Еще год назад они, дочери графа Фердинанда де Грамона, одного из богатейших аристократов Вестонии блистали на всех столичных балах и светских мероприятиях. На руку каждой из них претендовали самые знатные женихи в королевстве.
Не удивительно, что молодые виконтессы пытались показывать характер. Но им очень быстро объяснили, что они теперь всего лишь воспитанницы их дяди и что их приданое значительно уменьшилось. И пусть радуются, что их не отправили на плаху вместе с отцом и братьями. И это, не считая клейма дочерей предателя, что значительно понизило их ценность, как невест.
Кэтрин начала ломать их с первых же дней, с того самого момента, когда они переехали в столичный особняк дяди. Первым делом графиня избавилась от жены Фердинанда, их спятившей мамаши, отправив ту в обитель для душевно больных, что находилась при храме Пресветлой Матери.
Затем девушки провели несколько месяцев взаперти, читая и заучивая наизусть благочестивые тексты из священной книги Праотца, питаясь при этом чуть ли не водой и хлебом.
Первой сдались старшие племянницы. Они отреклись от своих отца и матери, поклялись в верности дяде и покорились его воле. Дольше всех продержалась младшая дочь Фердинанда — Валери. Та, что больше всех была похожа на своего отца. Кэтрин пришлось сперва даже урезать ее дневную порцию еды, а затем и вовсе несколько дней продержать на одной воде. В итоге девушка все-таки покорилась и принесла клятву верности.
Правда, Генрих точно знал, что мелкая чертовка не сдалась. Например, прямо сейчас все три девушки согласно его распоряжению сидели за столом, одетые в яркие наряды, хотя при других обстоятельствах им предстояло носить еще несколько месяцев черные траурные платья. Но так как они отреклись от отца-изменника, то и траура никакого быть не должно. Так вот Генриху было доложено одной из служанок племянницы, что на локте Валери под рукавом была подвязана черная лента, знак того, что она продолжает чтить память своего отца и братьев. При этом сама Валери всячески изображала покорность и готовность выполнить любой приказ дяди.
Несмотря на ежедневные доклады соглядатаев, в которых периодически мелькало имя непокорной Валери, Генрих ловил себя на мысли, что характер этой девчонки ему по душе.
Валери, в отличие от своих старших сестер, а также кузин, для своих двадцати двух лет обладала острым умом, хладнокровием и сдержанностью. Генрих понимал брата, который много раз говорил, что жалеет о том, что Валери не родилась мужчиной. Оба сына самого Генриха на фоне юной Валери выглядели глупыми и разбалованными мальчишками, хотя они оба были старше ее на несколько лет.
— Нет, дорогая, это не приглашение на бал, — Генрих решил погасить зарождающуюся ссору между сестрами в самом зародыше. — Мне пишет мой поверенный, который занимается земельным спором, что возник у нас с нашим соседом, графом де Марбо.
Генрих, внимательно следивший за своими племянницами, заметил, как все трое вздрогнули при упоминании графа.
— Но, Анри, — слегка нахмурив брови, произнесла Кэтрин. — Я прекрасно помню все имена наших соседей… И графа де Марбо среди них нет.
— О, мадам, и неудивительно, — усмехнулся Генрих. — Граф де Марбо стал нашим соседом совсем недавно. И все благодаря моему изменнику братцу.
Брови графини на мгновение взметнулись вверх, а спустя мгновение на ее лице появилась злорадная усмешка. Она не отказала себе в удовольствии бросить победный взгляд на племянниц ее мужа. Те в свою очередь сидели, опустив головы, и если старшие, Надин и Патрисия, выглядели подавленными, то бледное лицо Валери ничего не выражало.