Бастарды [СИ]

— Что за травка? Какая-то хрень. Это не для мужика. Это для животинки какой-то. Сено бы еще предложила, — я молчала. Собственно, мне все равно будет есть или нет, предпочту, чтобы скрючился с голоду.

— Я это есть не буду. Ананина, слышала, что мужику мясо надо? — проигнорировала вопрос, пытаясь прислушаться к новостям, а Хаски ел эту травку. Отвлеклась по возможности на новости. Что в мире творилось?

Новости закончились, и я вперилась глазами безотрывно в экран. Реклама купальников известного бренда и там на белоснежных камнях посреди моря валялась в солнцезащитных очках моя родная Саша. Все тело загорелое, крупным планом виднелись капельки воды, покрывавшие кожу. Сестра изящно выгибалась, принимая солнечные ванны, лозунг рекламы на фоне, а я как дурочка едва рот не раскрыла. Очнулась, когда Польски воскликнул неожиданно бодро:

— Диман, Саша смотри!

— Очередное нижнее белье? — ответил Хаски как раз в этот момент поднял руку с бокалом сока, и я наблюдала как медленно по его запястью скользнула цепочка тоненькая, по венам, грубой коже. Руки мужчины, когда прикасались ко мне, были очень теплыми, почти огненными.

— Давно ее не было видно на камерах, — услышала замечание Польски и встряхнула головой, прогоняя мысли.

— Слушай, а почему ты ее бросил? — удивился не только Польски с бокалом в руке, но и Хаски, и я своему вопросу.

— Ты сейчас очень опасную тему подняла, — со смешком заметил Польски.

— Заткнись, — глухо пробурчал Хаски, вилкой возвратившись к поеданию пищи. Глядел на Польски, поэтому вероятно не ко мне относился грубый голос, а вот потом повернулся ко мне. — Откуда знаешь?

Думала уже ничего не спросит, но оказывается вопрос не проигнорировал.

— Что знаю? Что ты с ней зажигал? — улыбка никак не пропадала с лица. Дразнить мужчину было интересно. — У меня свои источники…

Хаски не торопился отвечать, рассматривал тарелку.

— У него табу на Вильмонт, — ладонью прикрыв половину лица, шепотом будто на ухо рассказал великую тайну Польски.

— Заткнись, а? — повторил более грозно Дмитрий, а я с улыбкой за ним наблюдала со стороны.

— Что за табу? — любопытство дело тонкое, в конце концов, здесь одна из представительниц этой породы. Мой кошмар не отвечал, вяло скреб вилкой по фарфору, зато Польски, как говорливая бабушка, понизил голос почти до шепота и выпалил:

— Он и Сашку-то трахнул, чтобы всем доказать, какой крутой и нет у Хаски больной любви к Вильмонт… — на последнем слове, Санек подскочил со скрипом стула по полу. Хаски повторил одновременно маневр, как два дурачка распетушились, не думала, что увижу мучителя шаловливым ребенком, которого дразнили, а он настолько ярко воспринимал подколы.

— Да ладно… — не удержалась от смеха, невольно спрятала глаза на столе и не могла перестать хихикать. — Ты заморачиваешься из-за этих слухов?

Забыла, что не надо смотреть на мужчину, встретилась с ним взглядом, снизу вверх попала в плен его ярких, приковывающих глаз. А он протянул ладонь, а мне оставалось проглотить смешки и подать руку, на что мужские пальцы быстро выдернули из-за стола и направили прочь из кухни.

— Эй! Эй! Что за наглеж? — донеслось до нас. Хаски вел за руку в направлении известном ему одному. — Я за это буду требовать стрип-бар, сегодня причем!

Расслышала, с испуганным сердцем на пару следила за массивной спиной спереди. Опять. Опять. Насилие.

Завел нас в его комнату, обернулся, держа меня за руку и привлекая к себе.

— Давай по-быстрому, пока Польски не разорался, — прошептал мне в губы, сминая их сжимая, владея. Провел по моему телу рукой, по бедрам, нежно, да не спорю, но это насилие. Против моего желания.

Я не двигалась, а на голове почувствовала ладонь. Вниз, вниз медленно давил вниз, давая понять, что нужно от меня, больше ничего.

Присела на колени. Свет включен, за окном темно и при желании можно разглядеть силуэты. Тебе всегда надо видеть меня, мое лицо, отчаяние.

Хаски настойчиво держал мою голову, не давал повернуться или дернуться назад. Легко спустил шорты, склонил мою голову к своему напрягшемуся члену. Мои губы к нему впритык.

Молча открыла рот и языком поигралась с головкой. Смотрела как ты подрагивал от моих действий. Это не я. Это все Ананина.

Провела языком по всей длине, взяла твердо в руку, но мягко погладила, а Хаски удовлетворенно расслабился, убрал руки от моей головы, но придерживал возле шеи за лицо.

И смотрел за моим движениями с высока.

Очень быстро довольный кончил, причем на открытую грудь, а я быстро подскочила и бегом в ванную комнату.

Когда вернулась, пряча глаза от мужчины, моего мнения как бы не спрашивали, вновь взяли в плен объятие.

— Умница! — поцеловал как будто поощрял за действия, на что хотелось воткнуть раскаленный прут в сердце мужчины, за унижения, за пренебрежение моим мнением.

Сердце исколото вдоль и поперек, больше нет живого места. Но с каждым болезненным словом, с каждым действием с удивлением осознавала, что там был живой кусочек органа. Не умерший, хрипящий в предсмертных муках. И он причинял боль раненный.