Бастер, ко мне!

Они выбрали две тонкие фанерки, которые можно было простерилизовать в кипящей воде. С одного края фанерку прибили к дощечке толщиной в ласт. А вторую дощечку приготовили, чтобы прибить её с другого края, после того как шина будет наложена.

По совету мамы, в фанерках сделали два отверстия, чтобы менять бинты, не снимая шины.

Эти минуты казались Клинту самыми лучшими в жизни. Стояло обычное будничное утро, но никто и не вспоминал о школе. Он и родители работали вместе, придумывая, как помочь Бастеру. А он и не подозревал, как они добры и как привязаны к Бастеру!

В десять по кухонным часам всё было готово для наложения шины. Пахло дезинфицирующими средствами, и полно было пару.

С одной стороны стола, обняв Бастера за шею и разговаривая с ним, стоял Клинт. Включили радио. Клинт уверял, что музыка действует на Бастера успокаивающе.

С другой стороны стола мама промывала сломанный ласт дезинфицирующим раствором. Кухонными щипцами отец вынул похожую на ящик шипу из кипятка, а мама протёрла её стерильной тряпкой.

— Готово, — сказал отец. — Ты уверен, что Бастер не будет кусаться?

— Уверен. Правда, Бастер?

Тюлень приподнял голову, словно говоря, что он никого на свете не собирается обижать.

— Начнём.

Отец расправил сломанный ласт. Бастер вздрогнул и захныкал, поглядывая на Клинта.

— Всё в порядке, милый!

— Надевай шину, — сказал отец маме.

Мама ловко надела шину на расправленный ласт, вложив внутрь чистые тряпки.

— Теперь вторую дощечку.

Мама вставила вторую дощечку. Бастер завизжал и задрожал, когда она плотно прижала фанерки.

— Ничего, ничего, — гладил его Клинт.

— Теперь вбей гвозди, Мэри, — сказал отец. — Я пока боюсь отпустить ласт.

Клинт ещё ни разу не видел женщины, которая умела бы вбивать гвозди, но мама справилась с этой работой удивительно ловко. Затем отец взял молоток свободной рукой.

— Держи его крепче, Клинт. Ему сейчас будет больно.

Клинт теснее прижал к себе тюленя:

— Спокойно, Бастер.

Отец искусно забивал гвозди. Клинт был горд за отца — Бастер почти ничего не чувствовал.

— Всё в порядке, Бастер. Скоро конец. (Тюлень начал вырываться). Скоро… — Был забит последний гвоздь. — Всё!

— Вот так! — Отец отпустил ласт.

— Я устала, — сказала мама.

Устали все, кроме Бастера, который тут же захотел подняться на оба ласта.

— Подожди! — сказал Клинт и, схватив сломанный ласт, прижал его к телу Бастера.

— Это комплимент нам, — заметил отец. — Он считает, что мы его уже вылечили.

Ласт привязали к телу Бастера. Теперь предстояло обработать рану на голове. Клинт хотел сам зашить её, но отец мыслил по-другому.

— Нет, сынок. Только ты можешь держать его, чтобы он не кусался, и тебе понадобятся для этого сейчас не две руки, а все три.

Клинт снова обнял Бастера и прижался к нему лицом, пока отец сбривал шерсть вокруг раны.

Когда мама начала промывать рану, Бастер вздрогнул, а потом уже визжал не переставая, пока она, соединив края раны, сшивала их иголкой и ниткой, предварительно прокипячёнными в кастрюле. Она сделала пять стежков крест-накрест и каждый из них завязала отдельно. Теперь голова Бастера была похожа на зашнурованный футбольный мяч.

— Вот и всё, что мы могли для него сделать, — сказал отец, помогая маме убрать на кухне. — Ты подумал, где его держать?

Клинт ответил не сразу. Он всё ещё гладил Бастера.

— Хорошо бы у меня в комнате. Там тихо.

— Нет, — решительно возразила мама. — Ещё чего! Держать тюленя в спальне!

Клинт задумался.

— А если на заднем крыльце? Там тише, чем перед домом.

— С условием, что ты будешь за ним убирать, — согласилась мама. — И сначала промой ящик Бастера дезинфицирующим средством.

— Хорошо. А на дне ящика я сделаю отверстия, чтобы Бастера можно было обливать из шланга.

— Поставь ящик на кирпичи, — посоветовал отец. — Если будешь держать тюленя в чистоте, может, он и выздоровеет.

Бастера поместили в ящике на заднем крыльце. Там было тихо и берега не видно, чтобы тюлень не тосковал. Но, может, ему там не понравилось. Он смотрел на Клинта дружелюбно, но к рыбе, которую тот ему принёс, не притронулся.

— Нужно есть, Бастер. Ты потерял много крови и должен есть, чтобы поправиться.

Бастера это не интересовало. Он весь день ничего не ел. И даже не притронулся к бутылке молока, специально для него разогретого. Но вечером, когда Клинт принёс ему ещё тёплое парное молоко, он стал жадно пить его. Это был хороший признак.

Совсем поздно, когда родители уже спали, Клинт снова вышел на крыльцо посмотреть, хорошо ли его другу. Бастер тревожно ворочался и стонал. Клинт приласкал его, поговорил с ним, и он затих. Но нос у него был тёплый — обычно у животных нос холодный, — значит, у него жар. Он не хотел ни есть, ни пить и, когда Клинт встал, чтобы уйти, снова захныкал.

— Ладно, Бастер, если тебе от моего присутствия лучше, я останусь.

Клинту было холодно в одной пижаме и стареньком халате, поэтому он накинул на себя плащ, что висел здесь же, на крыльце, и, прикрыв полой халата ноги, уселся рядом с ящиком.

— Я здесь, Бастер. А теперь спи.

— Я здесь, Бастер. Спи!