Бастиано Романо

Мы с Бастиано были до боли вежливы с тех пор, как здесь появилась Тесси, но она ушла в туалет десять минут назад и до сих пор не вернулась. Мой взгляд упал на татуировку единорога на его щеке. Тесси нанесла ее на его лицо сразу после начала вечеринки, и с тех пор я не могла воспринимать его всерьез. Монстр, которого поставила на колени восьмилетняя девочка.

Кто бы мог подумать?

— Я вижу это выражение на твоем лице и могу заверить тебя, что я не менее склонен сделать твою жизнь в L'Oscurità адской с этой нелепой временной татуировкой на щеке или без нее.

Мои губы дрогнули, и я не стала скрывать своего веселья.

— Конечно. — Я сделала паузу. — Интересный выбор слов. Адский. В ад пускают единорогов?

Он проигнорировал меня.

— Что мне интересно, так это почему, — продолжила я. — Зачем тебе нужно превращать мою жизнь в ад? Я тебе надоедаю? Я знаю, что ты невыносим, но ты более уважителен со всеми, чем со мной. Почему так?

Мне не следовало спрашивать об этом. В работе под прикрытием единственная причина подойти так близко и привлечь к себе столько внимания — это если у меня есть планы переспать с меткой. У меня их не было. С Бастиано… У меня было такое тоскливое чувство, что если я пересплю с ним, то буду уничтожена.

Я хотела сказать, что никогда не подумаю об этом. Я хотела сказать, что у меня достаточно самосохранения, чтобы подавить свою похоть. Но я знала, что, если он сделает первый шаг, я уступлю.

Не потому, что у меня был долг перед бюро, а потому, что притяжение между нами было самым ощутимым из всех, что я когда-либо чувствовала. И только удача, что это пошло на пользу моей работе. Бюро любило свои медовые пятна, а я стояла в месте, где у меня впервые в жизни была возможность открыть свое настоящее "я". Единственное, что меня останавливало, — это он.

Бастиано Романо был поистине ужасным человеком.

У меня было так много первых шагов, и я не могла подарить их такому человеку, как он.

Он изучал меня, прежде чем ответить.

— Возможно, они заслужили мое уважение.

— Эйвери Адамс, парень, который носит туфли на липучках в свои выходные, потому что ему трудно их завязывать, заслужил больше уважения, чем я?

— Жалею, что нанял его. — Он пожал плечами. — Впрочем, как и тебя.

Я не могла поверить в половину того дерьма, которое он извергал. Но этот разговор был единственным. Единственная возможность противостоять ему на нейтральной территории.

Поэтому я надавила сильнее.

— Ты когда-нибудь задумывался о том, что у тебя нет причин относиться ко мне плохо?

— Ты когда-нибудь задумывалась о том, что мне наплевать?

— Ты не можешь быть таким невыносимым.

— Как мило, что ты думаешь, будто можешь указывать мне, кем я могу быть, а кем нет. — Он наклонился вперед. — У тебя явно есть грандиозная идея, что люди должны быть хорошими людьми, хотя реальность говорит об обратном. Люди не способны ни на что, кроме жадности и предательства. Это факт. Возможно, тебе следует больше бывать на людях. Твоя наивность не радует.

Я всегда на людях, мне хотелось кричать. Я притворялась стриптизершей. Я плавала по Амальфитанскому побережью со швейцарскими банкирами. Я ходила на политические митинги в странах третьего мира, была фальшиво арестована в Аризоне и прожила десятки жизней под псевдонимами.

Но ты никогда не жила своей собственной жизнью, не могла я не напомнить себе.

И в этом была правда.

Я прожила все жизни, кроме нормальной.

Черт, да я даже в кинотеатре раньше не была.

Как я могла?

Когда я росла, моей тети никогда не было дома, я провела студенческие годы, сосредоточившись на учебе и бунтуя против дружбы, и каждый год после окончания школы я проводила под разными одеялами в бюро. Я прожила больше дней своей взрослой жизни под прикрытием, чем как Ариана Де Лука.

Слезы удивили меня. Они поднялись внутри меня и заструились по ресницам, но я не позволила им вырваться наружу. Я не могла дать Бастиану насладиться своими слезами. Несмотря ни на что, он не должен был видеть мои слабости, потому что он на них напал бы. В этом я не сомневалась.

Я чувствовала на себе его взгляд, пока не смогла подавить слезы. Одна проскользнула мимо моих ресниц, скатилась по щеке и брызнула на стол.

— Ты выглядишь красивее, когда плачешь, — тихо, почти рассеянно сказал он.

Прошла секунда, прежде чем его слова дошли до сознания.

Он серьезно?

Кто бы сказал такую чушь?!

Я так быстро поднялась со стула, что он упал за спиной. В его черных глазах отразилось веселье, когда я перегнулась через стол и впилась ему в лицо.

— Кто тебя так испортил, что ты даже пяти минут не можешь потратить на то, чтобы вести себя как приличный человек?

Гнев проступил на его лице, прежде чем он подавил его.

— Быть порядочным человеком — это слишком, — выплюнул он, словно сама идея вызывала у него отвращение.