Бастион: война уже началась

Пока я глотала рассыпчатую картошку, Гулька выдавал результат. «Важный канал» назывался дядей Федей-бобылем. Обитал оный дядя в бараке неподалеку от прибрежных заброшенных складов. А промышлял по жизни тем, что добивал в тихих заводях Аваша и Черноярки оглохшую рыбу, которую потом втихую реализовывал мелким оптовикам из Октябрьского, наезжающим на грузовиках. На вырученные копейки жил. А еще дядя Федя в свободное от рыбалки время болтался по горам, где постреливал мелкую живность и водил интересующие нас знакомства. Как Гулька на него вышел, осталось чекистским секретом, но качество информации мой спутник гарантировал самым категоричным образом.

– Я не орал на весь Карадым, где тут у них это самое, – надувая щеки, поделился он толикой своей оперативно-разыскной смекалки. – Зачем нам огласка? Я понимаю, мы не проводим секретную операцию, но, во-первых, слухи о приезде журналистов – они в любом деле не помощник, а во-вторых, извини, таков мой принцип… Я отправился иным путем и в результате вышел на наиболее информированного человека в округе. – Тут Гулька сделал такое хитрое лицо, что я еле сдержалась, чтобы не сморозить какую-нибудь колкость… – Который, к нашему счастью, не враг бутылке.

– Отлично, – восхитилась я. – За неимением гербовой пишем на портупее. Мы начинаем вербовку местных алкашей. А я-то думаю, чего от тебя сивухой прет…

– Да, – невозмутимо продолжал Гулька. – Как раз оттуда. Дядя Федя пьет как грузчик, но производит впечатление серьезного человека.

– Я, кажется, догадываюсь…

– Такова уж наша планида, – Гулька показал разведенными ладошками, как крупно он сожалеет. – Вернее, твоя планида. Впрочем, расходы умеренные. Двести пятьдесят деревянных – не самые бешеные деньги, согласись. Полтинничек я скинул.

– Короче, – вздохнула я.

– Да, – Гулька стал медленно сползать с кровати. – В сущности, у нас есть два варианта. Сейчас мы идем к нему, ночуем, а утром он нас увозит.

– А второй? – наивно спросила я.

– А второй похож на первый. Но ночуем здесь.

Я внимательно посмотрела на Гульку. А Гулька, в свою очередь, внимательно посмотрел на меня. Все это было по меньшей мере странно. Ведь я не ханжа, не девочка с буклетиком. А Гулька Сизиков, насколько мне хватает объективных знаний, нормальный мужик. Если мы останемся на ночь в одной комнате, то несложно догадаться, что проснусь я не одна. И морально я уже была готова. Во-первых, бескорыстная помощь накладывает на просящую сторону определенные обязательства по отношению к стороне помогающей. Во-вторых, никаких моральных табу с моей стороны уже не осталось. И в-третьих, что я имею против Гульки, если взглянуть объективно? Гэбист? Позер? Дружок Ветрова? Скользкое поведение и сальные приколы? А самое ли это ужасное? А если я предвзята?

И вот здесь начинались наши странности. Я смотрела на Гульку и ничего не понимала. Возможно, он бы и не отказался прыгнуть ко мне в койку, но на данный момент его волновало другое. Выпендреж был показным. За ним сквозила настороженность. Что-то ему чуялось. Гулькины глаза бегали быстрее обычного, губы улыбались, а чело одновременно мрачнело, создавая вокруг его макушки ауру тревоги – практически видимую.

– Послушай, Сизиков… – пробормотала я и сама испугалась своих дальнейших слов. – А то давай вернемся домой, а?..

На что у Гульки имелась очень веская причина пробежать по пресловутой женской алогичности. Но он не стал. Не знаю, почему. Махнул рукой:

– Ладно, собираемся к информатору…