Бастион: война уже началась

Я сняла с себя все. Чужую одежду, чужую обувь, свое нижнее, которое за неделю ужаса преобразилось в какие-то убитые лохмотья, достойные телес бродяжки. Вошла в прохладную воду, в илистое дно и… обомлела. Умерла от счастья. Забыла про все на свете – про то, что счастье сопряжено с риском, что оно недолговечно и что вообще счастье в кольце врагов – это никакое не счастье, а форменная фигня на палочке… Я упивалась этой свежестью, я пила эту вкусную воду и не могла напиться. Я погружалась в нее, выныривала, плескалась как утка, хихикала. Если бы мне сказали, что я сижу в пресловутой «ванне молодости» и что каждая минута, проведенная в воде, освежает меня на год жизни, я бы безоговорочно поверила. Потому что так оно и было! Я ощущала вернувшуюся из ниоткуда жизнь, я по каплям заряжалась оптимизмом, силой духа и еще какой-то смутной хреновиной, про которую когда-то или слышала, или читала, или… не помню. Сделав два шага от середины заливчика, я подошла к скале, похожей на голову спящего моржа, и подставила лицо звенящему ручью. О, это не описать… Просто надо после жаркой беготни найти ручей, подставить ему лицо, и тогда вам все станет ясно. Минуту ни о чем не думаешь. Потом тебя прошибает – а какая ты со стороны? Батюшки… А все ли у тебя на месте на сегодняшний день? Не шарахаются ли от тебя добрые люди? И что ты вообще собой являешь – не отсель досель, а в целом, несчастная женщина, подставляющая зубы и другие части тела тугой струе?.. (а про зубы я, кстати, и не зря. Потому что когда зубная щетка недоступна, меня всегда выручает моя находчивость). И очень характерно, что проходят годы, меняется отражение в зеркале, но желание быть красивой остается и нещадно тянет тебя за нервы…

Неожиданно я вспомнила про свою забинтованную ногу. Зачем? Тоже мне, украшение. Да там все заросло, как на кобыле… Я нагнулась вопросительным знаком и прямо в воде стала растерзывать бинт.

– Что это у нас, прекрасное дитя? – восхищенно прозвучало сзади.

Бросив повязку, я распрямилась. Нечего сказать, задушевный натюрморт…

– Место для вашей рекламы, сэр…

И со вздохом упала ему в руки. Он поймал.

Знать бы, где упасть…

Это я про соломку. Он нагрузил ее целый стог. Словно зимовать собрался. Поэтому не скажу, что было неудобно. По крайней мере, ощущения, что занимаешься любовью на палубе тонущего сухогруза, у меня не возникало. Я старалась. Я беспутствовала, как последняя падшая женщина. И так его любила, и эдак, и по-всякому. И банально, и оригинально… Лови момент, Диночка, твердила я себе, а вдруг это и есть твоя лебединая песенка? А вдруг тебе жить-то осталось в аккурат до красивого заката? Какой ты хочешь благочинности, девочка?..

– Нет, мы ведем себя безнравственно… – прошептала я, сползая с топчана на пол – благо он и там догадался подстелить соломки, а сверху – еще и набросить свой камуфляж с кобурой.

– Мы? – удивился он, рассеянно шаря руками в поисках меня.

– Мы… – выдохнула я. – Как люди воспитанные, меж собой незнакомые и не допускающие излишеств…

– Помолчи, – буркнул он.

– Я не могу молчать, – сказала я. – Послушайте, многоуважаемый шкаф…

Он засмеялся:

– Динка, заткнись. Ты меня отрываешь от кумара. Еще раз скажешь что-нибудь крылатое, я тебя выдеру.

– Тогда расскажи о себе, – потребовала я. – О жизни, о службе, что напрасна и вредна… Имею я право знать, с кем сплю?

– Сейчас выдеру. Как сидорову козу.

– Почему?

– Потому что нельзя быть занудой такой. – Туманов приподнялся и стал серьезен. – Что тебе рассказать? Жизнь службиста – это серый лист. Перед тобой пустоголовый, голый мент. Ярыга. Богатый, как церковная мышь. Начальники – враги, инструкции роботы писали, результат соответствует оплате: если мент с окладом три триста и поймает, адвокат за сорок тыщ отмажет. А мент пойдет следующего ловить… Правда, не привык, что меня самого ловят, – ну так уж повезло…

Я села на корточки и положила подбородок на топчан. Он чмокнул меня в нос.

– Ты не пустоголовый, – сказала я. – Смылить из конторы, где тьма умных и ни одного дурака, и при том продержаться три дня на плаву – уже надо быть Сократом.

– И ты предлагаешь вспоминать прошлое, – вздохнул он. – О будущем надо думать. И без самообольщения. Картинка уж больно нерадостная… Контора убивает людей, дергает по миру ученых и выжимает из них все соки. Имеет три уровня охраны и способна привлекать даже армию… Извини, это не «воруй-городок» по линии РУБОПа. РУБОП здесь отдыхает. Контора находится под патронажем влиятельного лица федерального масштаба или группы лиц, уверенно идущих на ближайшие выборы. Я убежден. А база – хозяйство какой-то госслужбы.

– Какой? – зачем-то спросила я.

– Не знаю… не специалист. Их развелось десятка два. Легальные ребята с автоматами есть у налоговой полиции, или как там ее по-новому… МЧС, Миннаца – этим вроде нечего здесь делать, хотя кто их знает; еще у ФСБ, СВР, ФАПСИ – племяш что-то о ФАПСИ говорил; ФСПО…

– Что за зверь?