– А коль так, – продолжал я. – Ступайте по пути, который указывает вам Бог!
Тут я совершил ошибку. Или меня подвело весьма приблизительное знание языка. А может, меня не так поняли. Только вместо того, чтобы разойтись по домам (именно это я и имел в виду), приобщившиеся к Богу Мозголому каплюжники направились туда, куда их гнало затуманенное сознание и расторможенные инстинкты. Одни искали баб, другие пиво, третьи просто мерились силой, выясняли отношения и вспоминали старые долги. Как ни печально, но я оказался прав почти во всем – Бог Мозголом даровал людям силу, возбудил страсть, вернул здоровье и освежил память. Правда, всего на пару часов.
– Завтра у них будут болеть не только мозги, но и зубы, – сказал Хавр. – Пора сматываться.
– Пожалуй, ты прав, – согласился я. – Пророком такого Бога, как Мозголом, нельзя оставаться больше одного дня.
Хавр подобрал свое ружье, и мы, увлекая за собой Ирлеф, бросились наутек. На самой окраине глинобитно-камышовой столицы каплюжников мы настигли жрецов. Быстро бежать им мешала увесистая цепь.
– Отвечайте, проходимцы, кто есть в этом мире истинный Бог! – строго спросил Хавр. – Важлак или Мозголом?
– Мозголом! – униженно залепетали жрецы. – Нет в мире Бога, кроме Мозголома.
– Эх, дурачье! – Хавр сплюнул. – Легко же вы от своей веры отступились. Пропадите вы пропадом вместе со своей цепью!
Впрочем, затем он передумал и, сменив гнев на милость, выстрелом травила в упор уничтожил замок, соединявший концы цепи. Я тем временем вкратце объяснил Ирлеф суть происходившего.
– Вот что может случиться, если у народа нет ни Заветов, ни истинной веры, – констатировала она, выслушав мой рассказ.
Возразить ей было трудно.
Отмахав приличное расстояние, мы расположились на привал, во время которого Хавр заявил:
– Нам пора выходить на Забытую Дорогу. В те места, куда мы идем, другим путем не добраться. Но тут все непросто. Дорогу эту назвали Забытой не потому, что она никому не нужна, а потому, что она стала опасна. Я схожу на разведку. Нужно выяснить, что там изменилось за время моего отсутствия, а что нет. Пойду один. Его (кивок в мою сторону) я еще мог бы взять с собой, а тебя (взгляд в упор на Ирлеф) нет. Это то же самое, что заставлять одноногого идти по проволоке. Поэтому оставайтесь оба здесь. Если я не вернусь до тех пор, как погаснут угли этого костра, идите обратно в город прежним путем.
Поскольку ранее на случай его смерти я имел совершенно иные указания, напрашивался следующий вывод – или планы Хавра кардинальным образом изменились, или все сказанное им не более чем очередная дезинформация.
– Хавр, разве там, куда ты идешь, опасней, чем здесь? – после некоторого молчания спросила Ирлеф.
– Конечно, – он недоуменно пожал плечами.
– Ты не заметил, что с некоторых пор я стараюсь всегда быть или возле тебя, или в месте, тебе неизвестном?
– Опять… – тяжело вздохнул Хавр.
– Не вздыхай. Я давно подозреваю, что ты можешь как-то влиять на Сокрушения. Говорят, в ваших краях такие люди встречаются. Я всегда боялась, что однажды ты обрушишь Сокрушение на мою голову.
– И что дальше?
– Я снова боюсь за свою жизнь.
– Нужна мне твоя жизнь! Особенно здесь. Я не забыл предупреждения Блюстителей. Кроме того, с тобой остается надежный защитник. Даже сильно захотев, я не смогу причинить ему вреда, а значит, и тебе.
– Хорошо, иди, – она демонстративно подкинула в костер охапку сучьев.
– Можно узнать, что ты об этом думаешь? – спросила она спустя некоторое время.
– Выпытывать у меня что-нибудь – пустое дело. Я не вижу особой разницы между тобой и Хавром. Более того – ты наотрез отказалась мне помочь, а он хоть что-то туманно обещает. Поэтому мое мнение останется при мне. Подождем, чем закончится наш поход. Но ты можешь не бояться за свою жизнь. Я гарантирую тебе безопасность!
Она снова надолго замолкла, а потом, глядя на пляшущие языки огня, спросила:
– Почему ты не остался у златобронников? Их компания подошла бы тебе гораздо больше, чем наша. Дело только в зелейнике?
– Нет. Мне бы это ничего не дало. Их воля не нужна мне точно так же, как и ваша тюрьма.
– Но ведь там тебе обещали любовь. Наверное, для тебя это немало значит.
– Ты слышала, что я ответил.
Я чувствовал, она хочет спросить еще о чем-то, и терпеливо ждал. Наконец Ирлеф решилась:
– Разве то, чем они занимались, и есть любовь?
– Проще было узнать это у самих златобронников.
– Я хочу услышать твое мнение.
– Для некоторых сторон жизни человека имеет значение только та мера, которой он сам пользуется. И все, что касается страсти, – как раз этот случай. Если златобронники считают любовью именно то, что нам довелось наблюдать, стало быть, так оно и есть. Для них, само собой.
– А для тебя? Для таких, как ты?