Он внимательно смотрел вперед, где ничего не напоминало о населенном пункте. Дорога своей грязью разрезала на две части черное распаханное поле, по которому было еще труднее идти и лишь где-то вдалеке еле заметно светились несколько огоньков.
– Выключи рацию, не торопись, – произнес капитан продолжая смотреть в наступающую темноту.
– Наши пришли! – крикнул кто-то со стороны.
К комбату подбежали два солдата и о чем-то стали говорить. Григорий отошел в сторону, но несколько фраз уловил. Населенный пункт оказался небольшой сгоревшей деревушкой. Три или четыре дома. Немцы еще утром были здесь и, по показаниям разведчиков, заминировали не только дорогу к полю, но и оставшиеся полусгоревшие сараи.
Обходить – можно попасть на минное поле, по дороге нельзя, а минеры будут до утра ковыряться, пока разминируют эту грязь и сараи.
– Будем ждать. Старшина!
– Да, тут я, товарищ капитан.
– Пока остановимся здесь. Разверни полевую кухню, пусть все отдыхают. А командирам рот выставить караулы. Все! Привал! А Спицу-синицу ко мне!
Через минуту перед комбатом вырос небольшой паренек с кривой ухмылкой на лице – батальонный минер Спицын. Григорию показалось это странным, но один из ротных, увидев его недовольный вид, объяснил:
– Ты, связь, не думай. Это осколок ему такую улыбку нарисовал. Война она ведь тоже смеяться умеет. Видал, как улыбнулась?
– Видал.
Григорий еще раз посмотрел на минера и по его спине прошел холодный пот. Он ужаснулся, увидев это серьезное и одновременно улыбающееся кривое лицо. Он отошел в сторону, пытаясь спрятать от остальных свой страх. Но в наступившей темноте и напряженной обстановке на него никто и не посмотрел. Все внимание было приковано к комбату, его словам и приказам. Как, откуда начать, что проверить в первую очередь и кого взять из бойцов.
Молодых минеров решили не брать. Ночь, скользкая грязь, тут и опытный промашку дать сможет, а молодые тем более. На дорогу ушли трое: те, кого комбат знал лично и был уверен в каждом. Когда-то минеров было двадцать пять, а сейчас осталось трое. Немцы с каждым разом все хитрее и хитрее ставили мины. А наши мужики попадались, особенно когда одну мину над другой ставили. Верхнюю разминировал, снял, а под ней вторая сработала. И таких «шуток» у немцев было припасено много. Особенно на разбитых дорогах и больших домах, где можно разместить личный состав.
– Включайся, – повернувшись к Григорию строго произнес комбат.
Гриша включил рацию, поправил антенну и стал ловить позывные.
– Орел, Орел, я Седьмой. Ответь. Орел, я Седьмой – ответь.
В наушниках заскрипело, и Гриша услышал ответ:
– Седьмой, я Орел, Третий на связи.
Григорий сразу узнал голос лейтенанта Титовой, сердце екнуло. Он молниеносно вспомнил сапожки, коленочки, пилоточку и дрогнувшую под гимнастеркой грудь, но вида не подал.
– Товарищ капитан, Третий на связи.
Комбат схватил наушники с микрофоном и доложил:
– Завис на подходе. Все заминировано. Думаю, к утру пройдем.
Почти минуту молчал, слушал и в конце произнес: «Есть!»
Комбат отдал Григорию наушники, встал, расправил плечи, потянулся и громко гаркнул, видимо со злости: «Отбой!» Посмотрел на испуганного радиста и улыбнулся.
Старшина куда-то убежал. Около полуторки задымилась кухня и солдаты забыв об усталости снова начали шутить и смеяться. Где-то совсем рядом прозвенел голосок Березкиной: она, как и прежде пыталась перевязать тех, кто не очень-то хотел этого. Батальон расслабился, Григорий увидел как Жопомордин выставляет караульные посты и, выдохнув страх о котором он на мгновение забыл, посмотрел на минеров, аккуратно ступающих по дороге, успокоился и, решил устроиться возле небольшого куста. Утоптал грязь, принес сухих листьев и уже на них бросил шинель.
– Товарищ капитан, костры разжигать можно? – спросил он.
– Можно. Ты здесь, что ли, будешь, чтоб я знал?
– Да.
– Ну ладно, будь. Если понадобишься, пришлю за тобой. А я у машины со старшиной. Понял?
– Так точно!
– За «боевыми» подходи. Тебе положено.
– Есть!
– Каждый час выходи на связь.
– Есть!
– Да что ты заладил, есть, да есть. Выполняй.
– Понял.
Киселев резко повернулся и пошел к полуторке, а Григорий собрал сухих веток, разложил их елочкой, но разжигать не стал. Сбегал за «боевыми», принес, все аккуратно расставил и тут понял, что он один.
– Да одному как-то не пьется, – произнес вслух солдат. Он посмотрел по сторонам и увидел спешащую Березкину.
– Эй, «Пипетка», на секундочку.
Девушка подошла, из-подо лба, насупившись посмотрела обиженным взглядом и со злостью выдавила из себя:
– Меня Юля зовут.
– Ну извини. Я думал ты на это не обижаешься.
– На стариков нет, а от тебя не ожидала.
– Все, забыли. Я этого слова больше не знаю. Составь компанию, а то, под тушеночку что-то одному не пьется.
– Давай. Меня этим не удивишь. Повоюешь, привыкнешь пить один.
– Не знаю, может быть.
– Может, может. Пьют-то, чтоб страх приглушить, а не в компании повеселиться.
– Ну сейчас-то, вроде нечего бояться.
– Боятся всегда есть чего. Просто сейчас тихо.