Батальон смерти

Первая остановка планировалась на станции Тутальская. Меня тревожило, как отнесутся ко мне и моим спутницам солдаты, составлявшие, вероятно, три четверти всех пассажиров поезда. Однако и тут было заметно явное изменение в умонастроениях солдат. Пассажиры вполне здраво обсуждали последние события. В поезде ехало много офицеров, но над ними уже не издевались. Солдаты были настроены дружелюбно и к ним, и к нам. Все говорили только об одном – о продвижении германцев в глубь страны. Ленина и Троцкого ругали и называли деспотами еще более жестокими, чем царь. Было много беженцев из только что захваченных неприятелем губерний, и их рассказы о пережитом усиливали мятежный дух солдат.

– Нам обещали хлеб и землю. А теперь германцы отнимают и то и другое.

– Мы хотели покончить с войной, но Ленин вовлек нас в еще худшую беду, чем раньше.

– Мы ходили в большевистские комитеты и жаловались, что голодаем, а нам советовали записываться в Красную гвардию.

– Работу найти просто невозможно: все фабрики и заводы или закрыты, или разрушены.

Подобные суждения слышались со всех сторон. И все они были пронизаны возросшей ненавистью к врагу. А у меня не оставалось сомнений в том, что солдаты готовы идти сражаться с германцами, если армию возглавят надежные командиры, дадут им оружие и будут кормить.

В Челябинске поезд простоял несколько часов. Там были расквартированы два полка, а в нашем экспрессе ехало несколько сотен солдат. Быстро организовали митинг недалеко от вокзала, почти у того самого места, где меня три месяца назад выкинули из поезда. Но как же изменилось настроение масс за это время! В митинге участвовало несколько тысяч человек. Один из беженцев обратился к собравшимся с волнующим, острым словом:

– У каждого из нас, граждан России, есть в жизни нечто святое, что поставлено сейчас на карту. Мы все пошли защищать свою Родину. Мы жертвовали собой. Три года я сражался на этой войне. Потом меня отпустили домой. Но оказалось, что мой дом захватили германцы. Мне некуда было возвращаться. Я потерял близких – родителей, жену, сестер! И что я теперь получаю за все свои жертвы? Свободу!

Я приехал в Петроград. Целых три дня ходил там голодный. Да разве я один?.. Там было много других солдат, которых постигла та же участь. Нам не дали даже хлеба. Что же мы получаем на пропитание? Свободу!

Я пошел повидать главу правительства в Петрограде. Но меня к нему так и не пустили. Избили до полусмерти и вышвырнули из здания. Это что? Свобода!

Германцы захватывают все, что могут, а в то же время растет численность Красной гвардии. Для чего? Воевать с германцами? Нет, с так называемой буржуазией! Но разве ж они не наши собратья? Разве ж мы с ними не одной крови? Во имя чего нас призывают топить в крови свой народ, в то время как германцы грабят нашу страну? Во имя свободы!

Нашу страну отдали на поругание и разграбление, а нам велят убивать умных и образованных сограждан. Это ж разве свобода?

Я слыхал, что в Москве тысячу инвалидов войны выбросили на улицу. Это такие же солдаты, как вы и я, только изувеченные и ни на что уже не пригодные. Почему их вышвырнули на улицу? Ради свободы!

Речь простого солдата нас глубоко взволновала. Никто из митингующих не возражал. Все люди сердцем чувствовали, что свобода, которую они получили, вовсе не та свобода, о которой мечтали. Мы хотели мира, всеобщего счастья, братства, а не гражданской войны, иностранной интервенции, раздоров, голода и болезней.

Выступил другой оратор:

– Товарищ прав. Нас обманули и опозорили. Мы ходим голодные, и никому до этого нет дела. Но как же выйти из этой постыдной ситуации? Мы должны свергнуть нынешних правителей и восстановить фронт. На территорию Сибири уже посягают японцы, а германцы оккупируют Россию. И все это потому, что наш народ разделен. Мы окажемся под ярмом какого-нибудь иностранца, если не объединимся. Мы враждовали с нашими офицерами, ругали их, но что мы сможем сделать без офицеров? Предположим, мы замирились бы с офицерами, но где взять оружие, чтобы свергнуть нынешних правителей, которые окружили себя бандами красногвардейцев?

На какое-то мгновение митингующие замолкли. То было молчание единомышленников. Все вдруг с особой остротой почувствовали, что желанная свобода обернулась тяжелыми оковами.

Несколько человек попытались возражать, осуждая оратора и даже угрожая ему. Но их тут же схватили и взяли под арест. Спокойствие было восстановлено.

– Позвольте мне ответить на вопрос! – прокричала я председателю со своего места.

– Бочкарева! Это Бочкарева! – прокатилось по толпе. Меня подняли и понесли к трибуне на руках.

– Мне доставляет большое удовольствие говорить сейчас с вами, – начала я. – Хотя несколько недель назад вы разорвали бы меня на части.

– Да! Верно! Мы убили многих! – вторили мне голоса. – Но нам говорили, что офицеры хотят превратить нас в бесправную массу. Вот почему мы их убивали. А теперь видно, что наши истинные враги не офицеры, а германцы.

– Прежде чем я отвечу на вопрос предыдущего оратора, позвольте узнать: как вы относитесь к союзникам? – спросила я.