Батальон смерти

Корнилов ждал нас в приемной. Мы поехали к Родзянко обедать. Там Корнилов посвятил нас в содержание своей беседы с Керенским. Он доложил министру, что солдаты толпами бегут с фронта, а те, кто остается, совершенно небоеспособны, так как каждую ночь посещают германские окопы и наутро возвращаются оттуда пьяными. Братание распространилось по всему фронту. А один раз целый австрийский полк с запасом спиртного ввалился в наши окопы, и там началась дикая попойка. Корнилов повторил то, что ему было известно из официальных донесений о действиях моего батальона, и заявил, что к нему от офицеров ежедневно поступают многочисленные запросы об инструкциях. Но какие инструкции он может дать? Он сам хотел бы получить их от Керенского.

Здесь министр спросил Корнилова, что, по его мнению, следует предпринять в сложившейся ситуации. Корнилов ответил, что считает необходимым снова ввести в армии смертную казнь, ликвидировать комитеты и дать главнокомандующему всю полноту власти, чтобы он мог в случае необходимости расформировывать отдельные части, казнить агитаторов и бунтовщиков. Только так можно спасти фронт от полного развала, а страну от неминуемой гибели.

Керенский заявил Корнилову, что его предложения неприемлемы. Единственное, что можно сделать, – это распорядиться, чтобы офицеры передавали на рассмотрение полковых, корпусных и армейских комитетов все конфликты, возникающие в частях. Корнилов возразил, что перед комитетами уже неоднократно ставились подобные вопросы. Они расследовали эти дела, осуждали виновников и получали от них клятвенные заверения не совершать впредь подобных проступков, после чего солдаты, как неразумные дети, тут же продолжали пить и брататься с противником. Только строгая дисциплина, убеждал Корнилов, сделает русскую армию силой, с которой будут считаться.

Но Керенский был неумолим. Он не пожелал одобрить предложенный Корниловым план. Разговор зашел в тупик, и Корнилов вспылил.

– Вы ведете страну к полной гибели, – с гневом сказал он Керенскому. – Вам известно, что союзники уже смотрят на нас с презрением. Если фронт рухнет, они сочтут нас предателями. Вы заблуждаетесь, думая, что солдаты все еще верят вам. Почти все они сейчас за большевиков. Еще немного – и вас свергнут, и тогда ваше имя войдет в историю как имя человека, погубившего Россию. Вы всю свою жизнь боролись с царизмом. А сейчас стали даже хуже царя. Сидите вот здесь, в Зимнем, и ревностно держитесь за власть, боясь, как бы кто не перехватил ее у вас. Хотя я и был приближен к царю, у вас теперь нет никаких оснований сомневаться во мне и подозревать в приверженности монархическим идеям. Какой я монархист? Я люблю свою страну и свой народ. Мое единственное желание – создать сильное демократическое государство при помощи Учредительного собрания во главе с законно избранным руководителем. Я хочу, чтобы Россия стала могущественной и процветающей страной. Разрешите мне свободу действий в армии, и наше Отечество будет спасено!

Керенский резко отверг просьбу Корнилова.

– Вам придется уйти в отставку! – громко объявил он. – И я назначу на ваше место Алексеева. А если вы мне не подчинитесь, я буду с вами бороться!

– Негодяй! – выкрикнул Корнилов, покидая кабинет.

За обедом Корнилов сказал Родзянко, что, если Керенский выполнит свою угрозу, он бросит против него Дикую дивизию, состоящую исключительно из верных ему людей. Родзянко отговаривал его от такого шага, умоляя не выступать против правительства, ибо это приведет к расколу и гражданской войне. После долгих уговоров председателю Государственной думы удалось убедить Корнилова остаться на посту главнокомандующего ради сохранения гражданского мира в стране.

Во время обеда я также узнала, что генералу Алексееву не раз предлагали занять пост Верховного главнокомандующего, но он соглашался только при условии, что ему будет предоставлена свобода действий в армии. Керенский проявлял все большую самоуверенность и раздражительность, неохотно встречался с людьми и не прислушивался ни к каким советам.

Я рассталась с Родзянко и Корниловым. Последний расцеловал меня на прощание и обещал дружескую поддержку в моих усилиях по сохранению дисциплины в армии. Я возвратилась на фронт, а они оба поехали в Москву для участия в генеральном совещании.