Батареи Магнусхольма

Первым делом Лабрюйер заглянул в закуток, где стоял реквизит. Там действительно было устроено ложе. А вот велосипедов не было. Видимо, это все же был не Пича — или прятал их в более подходящем месте.

— Господин Гроссмайстер! Господин Гроссмайстер! — услышал он женский голос и вышел в коридор, откуда его настойчиво звали. В коридоре стояли две женщины — госпожа Круминь и какая-то незнакомая, по виду — из того же слоя общества. Женщины из этого слоя носят платочки и выходят на улицу, не снимая фартуков, в которых стоят у плиты. Это они — жительницы деревянных домишек в глубине каждого квартала, это они покупают дешевую кровяную колбасу, но мечтают дать сыновьям образование.

— Господин Гроссмайстер, вы Пичу никуда не посылали? — спросила Дарта Круминь.

— Нет, а что случилось?

— Чертово отродье дома не ночевало!

— И мой Кристап не ночевал, — добавила незнакомка. — Где их только носит? Ведь могут попасть в беду!

— Если мальчишки где-то ночью бегают, то обычно стараются утром уже лежать в кроватке, чтобы мамочка пришла и разбудила, — вспомнив детство, сказал Лабрюйер. — Не могли они сразу после своих приключений побежать в школу?

— Мы были в школе, там их нет.

Женщины были сильно напуганы. Лабрюйер их понимал — Кристап и Пича в том возрасте, когда сильно тянет на подвиги. Нужно было успокаивать…

— Я сейчас телефонирую в полицию, — сказал Лабрюйер. — Может, их уже поймали. Тогда вам придется идти на Театральный бульвар или куда скажут. Значит, Петер Круминь и Кристап?..

— Парадниек, — сообщила мама Кристапа.

— Редкая фамилия… — Лабрюйер уже шел к телефонному аппарату, женщины — следом. — Я всю жизнь в Риге живу, знаю только одного Парадниека, живет напротив Марковского кладбища.

— Так это родственник мужа, младший брат его отца!

— И вы у него бываете? Он к вам сюда приезжает?

— У него огород, мы летом ездили картошку окучивать, потом два мешка картошки он нам на зиму дал, яблоки привозил, сливы…

— Так…

В голове у Лабрюйера стала складываться картина. Пока еще не слишком достоверная, но имеющая право на существование.

Эрнест Парадниек кроме огорода трудится еще и в зоологическом саду, торгует с лотка. Ему это удобно — и жалованье идет, и на кухне «горного кафе» тайком от хозяина покормят. Лабрюйер сталкивался с такими прижимистыми латышами, которые умеют экономить на самых неожиданных вещах. Стало быть, трудится он там, возможно, с весны — нужно узнать у господина Тимма, когда открылось «горное кафе». Стало быть, он изучил все дорожки между клетками и вольерами. Стало быть, знает, как проникнуть в зоологический сад, минуя и главные, и служебные ворота…

Он вполне мог рассказать юному родственнику про какую-нибудь дырку в заборе. Причем с мудрейшей целью — чтобы родственник не платил целых пятнадцать копеек за входной билет. Пятнадцать копеек — это же день жизни, причем не самой голодной жизни. Бутылка молока — восемь копеек, пара яиц на яичницу — допустим, четыре копейки, за две копейки можно взять целый фунт белого хлеба, а черного — чуть ли не полтора фунта. И целая копейка еще остается — на роскошь и деликатесы!

Пича в зоологическом саду уже однажды побывал — за счет Лабрюйера. Возможно, там побывал и Кристап. А может, и нет — кто ему деньги на трамвайный билет даст? Своих велосипедов у парнишек нет. Но все велосипеды в окрестностях им знакомы. И они знают, на каких хозяева ездят до первого снега, а то и по снегу, а какие запирают в сараях и кладовках до будущей весны.

Допустим, Пича с Кристапом давно уже присмотрели те два велосипеда, что исчезают и появляются снова. От сарая, где их хранят, до зоологического сада — пожалуй, верст семь. Что это для молодых ног?!

Электрический фонарик у дворника Круминя есть — сам Лабрюйер ему как-то подарил. Стащить и вернуть на место — несложно. А зоологический сад ночью — это же джунгли, пампасы! Это же такое приключение!

Остается вопрос — почему два охламона решили повторить это приключение. Ведь в первый раз они чуть не влипли в неприятности — когда хозяин велосипедов обнаружил пропажу. Казалось бы, хватит с вас, ребятки, подвигов, удалось вернуть велосипеды — и слава богу! Но нет, Пичу с Кристапом опять потянуло ночью на подвиги. Не всех зверей разглядели?

— Я сейчас телефонировать в полицию не буду, — сказал Лабрюйер. — Подождем еще часа два. Сходите еще раз в школу, может быть, мальчики там появились. Если нет — тогда будем их искать всерьез.

Выпроводив взволнованных матушек, Лабрюйер пошел в лабораторию — убедиться, что Каролина там. И если отсутствует — связаться с фрау Вальдорф, чтобы послала хоть кухарку взглянуть, не стало ли фотографессе плохо.

Каролина заперлась в лаборатории и ответила сварливым голосом, что занята — делает карточки с рижскими видами на продажу. Кроме того, она потребовала, чтобы Лабрюйер поискал художника — того самого, что малевал задники с морским пейзажем, старинным замком и прочими затеями, необходимыми для фона.

— На что вам? — спросил Лабрюйер.

— Рождество на носу.

— Это как — на носу? — Лабрюйер даже растерялся, до Рождества оставалось порядочно времени.