Батарея держит редут

Тот осекся и стал багроветь. Слыханное ли дело, чтобы некто без рода и племени стал повышать голос на генеральского адъютанта? Он собирался уже кликнуть караульного начальника, чтобы выпроводить наглеца, но тут Антонина сняла фуражку – черные длинные волосы рассыпались по ее плечам, и слова застряли у ротмистра в горле. Она шагнула в палатку и потянула за собою Болдина.

Увидев ее, Мадатов бросился к ней с юношеской прытью, издал несколько радостных возгласов и заключил в свои объятья.

– Вай, вай, Антоша... – беспрестанно повторял он, прижимая к себе девушку, – откуда ты взялась? А выросла как, а похорошела... Слушай... – неожиданно обратился он к Болдину, – правда, совсем красавица? Замуж пора...

– Бросьте вы, дядя Валя, – застеснялась Антонина, а Павел, воспользовавшись небольшой паузой, вклинился:

– Ваше превосходительство, полковник Реут приказал доставить вам письмо.

Он протянул конверт, и Мадатов, оторвавшись от девушки, спешно схватил его. Он все делал чрезвычайно быстро, этот генерал, в одно мгновенье прочитал бумагу и воскликнул:

– Молодец старик, ай, какой молодец! Всю персидскую армию возле себя держит. Дай бог, и мы не оплошаем, выручим молодца, только сперва царевича остановим...

Удивительно, что сообщение о разорении его родового имения не произвело на Мадатова никакого впечатления, и, когда Антонина попыталась выразить ему сочувствие, беспечно отмахнулся:

– Живы будем, не помрем, а поживем, так наживем.

По-видимому, стяжательные наклонности генерала, о которых шли толки, сейчас полностью утонули в родной военной стихии. Он быстрыми шагами ходил по своей палатке и был всецело во власти полководческих замыслов. Разведка доносила о действующих в округе разбойничьих шайках, но сведений о больших формированиях вражеских войск пока не было. Поэтому следовало выслать дополнительные разведывательные дозоры и как можно скорее вызнать о движении персидского царевича. Реут прав: царевич, а в особенности его золото, представляет ныне серьезную опасность. Он вызвал своего заносчивого адъютанта и стал отдавать ему необходимые распоряжения, позабыв на некоторое время о девушке и ее сопровождающем. Те неслышно сидели в углу.

– Вы давно знакомы с господином генералом? – поинтересовался Болдин у Антонины.

– Как себя помню, – живо откликнулась она. – Это для всех он господин генерал или Валериан Григорьевич, а для меня – дядя Валя. Они с батюшкой большие приятели, во многих боевых делах побывали. Дядя Валя – добрейший человек, только подчас своей доброты стыдится. Он ведь рода незнатного, несмотря на то что князь. Здесь, на Кавказе, это звание не как в России, у иного, кроме бедной сакли, ничего нет, а именует себя князем. Дядя Валя не из таких, конечно, но своего нынешнего положения достиг не по наследству, а личной отвагой и достоинствами...

Мадатов продолжал отдавать какие-то распоряжения и, казалось, совсем забыл о молодых людях. Павел наблюдал за развернувшейся возле генерала суетой и гадал о том, скоро ли начнется настоящее дело. Зато Антонина была не по-обычному оживленна, встреча с Мадатовым навеяло на нее веселые воспоминания.

– Они с батюшкой такие проказники, – рассказывала она, – и, если соберутся, резвятся, как дети. Дядя Валя очень любит сочинять небылицы и, когда женился, столько наговорил жене о своей родне, что ей захотелось познакомиться с ними поближе, особенно с тестем. А на самом деле тот был человеком ничтожным, о котором мало кто знал, к тому же давно умер. Тогда дядя Валя попросил отца разыскать на армянском кладбище богатую гробницу и снабдить ее соответствующим именем. Но эпитафии оставил прежние, на армянском и русском языках. Тетя Софья, его жена, часто посещала сию могилу и обливалась слезами, а оба проказника сидели за кувшином доброго вина и читали эпитафии, причем чаще всего вспоминалась одна:

Почтенный друг и мой родитель!
Почто оставил ты сию обитель?
Меня позвал сам Бог,
Его я воле противиться не смог.

Последнюю строчку они повторяли трижды и поднимали бокалы.

Подобных историй у Антонины было немало, и она, похоже, готовилась рассказать их все, тем более что время шло, суета возле беспокойного генерала не утихала, а, наоборот, все более возрастала. Непоседливому Павлу наблюдать такое со стороны становилось тягостно, и он подумывал о том, чтобы оставить палатку. Там, вне ее, раздавались команды, слышался храп лошадей и лязг оружия – шла настоящая боевая жизнь, тем более казалось обидным просиживать и слушать какие-то байки. Но вот наконец необходимые распоряжения были отданы, и Мадатов смог заняться своими гостями. Расторопные ординарцы быстро накрыли стол, не отличавшийся особым разнообразием, но обильным по части питья. Говорил главным образом хозяин, которому появление Антонины навеяло воспоминания молодости.