Батя, Батюшко и Бэмби

— Да, — Изольда подняла глаза. — Для меня всегда был театр. И я всегда понимала, играя даже самые крошечные роли, что, выходя на сцену, делаю для людей в зале этот вечер особенным. Не обыденным, а таким, про который они будут потом вспоминать и рассказывать другим. Один очень известный актер однажды сказал, что самая острая наша проблема сейчас — это нехватка любви. И что большинство наших бед — от недолюбленности. А театр позволяет эту нехватку любви восполнить[21]. И я согласна с ним. Люди приходят на спектакль, чтобы увидеть любовь, чтобы поверить в нее, чтобы ее прожить вместе с актерами и уйти немного более просветленными и поверившими в лучшее… Ой, Олечка, а мы тут заговорились совсем и не слышали, как ты пришла.

— Дочка, — отец тут же поднялся со стула, — чай горячий, будешь? Я вот тут засиделся-заслушался, хотя давно и домой пора.

— Сегодня пятница, завтра выходной, — Оля зашла на кухню, — можно и поговорить по душам. И даже переночевать у нас. Никиту что-то не слышно.

— А он уже уснул, — Изольда сложила свое вязание в маленькую корзинку. — Начало одиннадцатого ведь.

— И правда, — Оля взглянула на часы.

Кино плюс кафе — это не два часа после работы. Ее резануло в услышанном разговоре слово «недолюбленность». Как много правды было в словах соседки, недолюбленность — вот корень многих человеческих болей и печалей, и жгучей тоски. И одиночества. Недолюбленная женщина — это про нее, про Олю.

— Дочка, я пойду, тебе уже тоже спать пора, — засобирался Геннадий Игоревич.

— Пап, ну куда ты почти в ночь? Правильно я говорю, Изольда Васильевна?

Та всегда отлично все понимала и тут же согласно закивала головой:

— Правильно, Оленька. Нечего в такую темень ехать в другой район Москвы. К тому же я вам еще не рассказала свою идею со стихами.

— Какими стихами?

— Помните, вы жаловались на поэтов, что шлют в редакцию свои опусы? Так вот, почему бы не сделать дополнительно к вашему журналу маленький сборник лучших стихотворений? Скажем, весной. Как раз пора любви. И, допустим, посвятить сам журнальный выпуск самым романтичным местам мира, и туда вложить этот сборник. Что скажете?

* * *

Пятница окончательно стала днем Оли, и у нее даже появилось в квартире Дениса персональное блюдце. Оно заменяет пепельницу, потому что иногда Оля просит курить и, когда курит, всегда думает о чем-то своем. А Дэн каждый раз смотрит, как она курит, и развлекает себя тем, что пытается понять, о чем она думает. А сам думает о том, что с Бэмби очень легко. Она всегда соблюдает негласные правила. И вовремя уходит.

У нее уже в дверях пиликнул телефон, и Оля, мельком взглянув на экран, кратко поцеловала Дениса в щеку.

— Все, такси приехало.

— Какое такси? Что с машиной?

— В ремонте, — перчатки она больше не забывает, держит в руках. — Я побежала.

— Давай отбой такси, — Денис потянулся за курткой. — Я отвезу.

Ее взгляд был полон недоумения. Пару раз нажала на экран, почти не глядя, и убрала телефон в карман.

— На обратной дороге заправлю заодно, все равно надо. Чтобы завтра не тратить время, — непонятно кому и зачем объяснил Денис, запирая дверь. Оля молчала.

Они и в дороге молчали. Ольга сидела, откинувшись на подголовник и прикрыв веки, лишь пальцы на коленях иногда подрагивали в такт музыке. Ноябрьской темноте за окнами машины аккомпанировал женский вокал, печально и даже надрывно певший что-то на португальском. Такие песни имеют специальное название, но Денис его сейчас никак не мог вспомнить. Да и неважно это.

Дорога заняла сорок минут — удачно проскочили. Попрощались сдержанно, ни ему, ни ей не нужны поцелуи на публику, краткие кивки, «созвонимся», хлопнула дверь. Теперь надо ехать на заправку, раз уж выбрался из дома в пятничный вечер. Но Денис сидел и, положив руки на руль, провожал взглядом женскую фигуру, уходящую от него в ноябрьские сумерки. Талию перетягивает пояс, светлые волосы треплет ветер. Уже пора бы надевать шапку, но, судя по всему, головные уборы Ольга не жалует. Порыв ветра едва не сбрасывает сумочку с плеча, и она придерживает ремешок рукой. Так, стоп, шапки нет и не было, а перчатки где?

А вот они, лежат рядом с рычагом коробки передач. Наверное, соскользнули с колен, когда вставала. И все-таки ты опять оставила у меня перчатки, Бэмби. Становится традицией. Неплохой, наверное. Он непонятно чему улыбнулся, взял перчатки и открыл дверь машины.

— Оля!

Она обернулась почти у самого подъезда. И ждала, глядя, как он подходит.

Молча протянул ей перчатки. Говорить не хотелось. А вот смотреть — да.

Интересно, понимает ли Оля, как видно по ней, что она недавно была с мужчиной? У блондинок часто бывает чувствительная кожа, и Ольга — не исключение. Легкая краснота, заметная уже только на шее, растрепанные волосы, припухшие губы. Помады было немного, и ту Дэн съел. Справа немного посыпалась тушь, но не портит. Красивая женщина, которую недавно целовали, обнимали и далее по списку. Это даже в глазах еще читается.

Ох, как ты умеешь, оказывается, смотреть, Бэмби.