Батя. Легенда спецназа ГРУ

Русская культура — это наша детская
С трепетной лампадкой, с мамой дорогой.
Русская культура — это молодецкая
Тройка с колокольчиком, с расписной дугой.

Русская культура — это сказки нянины,

Песни колыбельные, грустные до слёз.
Русская культура — это разрумяненный
В рукавицах-варежках Дедушка Мороз.

Русская культура — это дали Невского

В бело-мёртвом сумерке северных ночей.
Это радость Пушкина, горесь Достоевского
И стихов Жуковского сладостный ручей.

Русская культура — смех сквозь слёзы Гоголя,

Станиславского, Саввина, дивный наш балет,
Лихость беспримерная, честь гвардейца-щёголя,
Поле Бородинское — доблести завет.

Русская культура — это вязь кириллицы

На заздравной чарочке яровских цыган,
Жемчуг на кокошнике у простой кормилицы,
При чеканном поясе кучерский кафтан.

Русская культура — Пётр-гигант, Суворов,

Зимняя канавка, дедушка Крылов,
Зодчие-строители Киевских соборов,
Троицкая лавра в бахроме лесов.

Русская культура — это кисть Маковского,

Гений Менделеева, Лермонтов и Даль,
Терема и церкви, звон Кремля Московского,
Музыка Чайковского — тихая печаль.

Русская культура — это всё, чем славится

Со времён Владимира наш народ большой,
Это наша женщина, русская красавица,
Это наша девушка с чистою душой.

Русская культура — наша жизнь убогая

С вечными мечтаньями, с замками во сне…
Русская культура — это очень многое,
Что найти не в силах мы ни в одной стране.

Кроме нескрываемого налёта питерского аристократизма автора («Детская», «простая кормилица») всё остальное-то до глубины души — наше. Читая и обмениваясь друг с другом таким чтением, бывшие суворовцы скрепляли в своих душах связь времён, которая более всего проявлялась в чести и достоинстве русского офицера. Недаром уже генералы и полковника, никогда ранее не звавшиеся «кадетами», называли теперь себя братьями во кадетстве.

Чуть ли не настольной книгой каждого был рассказ классика русской литературы Н. С. Лескова «Кадетский монастырь», в котором он вывел пленительные образы офицеров-воспитанников старого времени. Причём документальная основа рассказа придаёт особенную убедительность высоким нравственным качествам директора Первого петербургского кадетского корпуса генерал-майора Перского, эконома этого корпуса бригадира Боброва, доктора Зеленского и «отца Архимандрита», которые себя без остатка отдавали воспитанникам и действовали по единственно верному принципу воспитания — личный нравственный пример.

В рассказе есть эпизод, когда кадеты укрывали раненых декабристов, приползших к их корпусу, выходящему торцом на Сенатскую площадь. На следующий день после подавления восстания в корпус приехал разгневанный государь Николай Павлович.

— Отсюда Рылеев и Бестужев! — сердито сказал император. Глядя в лицо государя, Перский спокойно возразил:

— Отсюда Румянцев, Прозоровский, Каменский, Кульнев, Толь — все главнокомандующие.

— Они бунтовщиков кормили! — показал рукой царь на построенных во фрунт кадетов.

— Они так воспитаны, Ваше Величество: драться с неприятелем, но после победы призревать раненых, как своих.

Так ответил Перский, бесстрашно посрамляя самого императора, достойно защищая свою и кадетов честь. Николаю Павловичу осталось только нахмуриться, повернуться и уйти, оставив без последствий «дерзость» кадетов и их директора.

В офицерской службе бывают такие эпизоды, когда ты стоишь по стойке «смирно» перед высоким чином, до звона в позвоночнике ощущаешь напряжённый стержень всего того, что составляет твою личность: знания, опыт, достоинство, честь, нравственность, а в это время воля высокого чина противоречит всему, что ты есть. Выбор невелик: или сломать свой стержень, козырнув в знак согласия, или ответить так, как Перский, чтобы продолжать именовать себя офицером.