Батюшка. Кулак и крест

Ну и достаточно. Закрыв дверь, отец Василий занялся короткой, но энергичной зарядкой. Много лет назад, когда он сцепился в единоборстве с бандитами Парфена, священник почувствовал, что тело начинает подводить его. Не та реакция, не та точность движений, не хватало дыхания. С тех пор отец Василий и стал заниматься для себя, устроив дома и во дворе самые простые приспособления в виде турника, шведской стенки и купив десятикилограммовые гантели. Он старался даже не пропускать пробежек по утрам, хотя погода не всегда располагала к этому. Теперь тело само требовало нагрузок, привыкло.

В этих занятиях отец Василий не видел ничего греховного или недостойного священника. В здоровом теле – здоровый дух. Точнее, здоровое тело способствовало большей активности и лучшему восприятию. В доме у него даже висела самодельная боксерская груша, которую он периодически молотил. Вот к этому матушка Ольга относилась с неодобрением.

– Не только молитвой и крестом, Олюшка, – смеясь, отвечал на это отец Василий, отрабатывая удары. – Вспомни-ка, как мне это пригодилось в свое время. Нет в том большого греха, чтобы силой негодяю отпор дать. Не в том смирение должно проявляться.

– А в чем же? – удивлялась Олюшка, понимая, что ее батюшка опять шутит.

– В почитании женой мужа своего, – сделав страшно суровые глаза, говорил отец Василий.

– Да ну тебя, – смеялась Олюшка и, махнув полотенцем, убегала на кухню.

«Вот тебе и «ну», – думал о жене отец Василий, делая в тамбуре энергичные наклоны с поворотом корпуса. – Если бы не мои ежедневные занятия, то сегодня в горящем поезде мог бы и сплоховать. Мало того, что людей бы не спас, мог и сам погибнуть. Не столько для своего тела я это делаю, сколько для поддержания уверенности в себе. Если это помогает нести слово Божее, то греха в этом я не вижу».

После утренней зарядки и завтрака сидеть или лежать отцу Василию уже не хотелось. Отсидел и отлежал уже все бока. Только теперь он понял, как своевременно поступило ему предложение из епархии и осознал, что стал закисать в своем Усть-Кудеяре, в рутине погряз. Природная энергия требовала активной деятельности, новой задачи.

Поразмышлять, стоя у вагонного окна в коридоре, священнику не дали. Краем уха он слышал в соседнем купе перебранку двух женщин. Одна, судя по всему, была каким-то чиновником, которая из-за происшествия на дороге опаздывала к месту своего назначения; вторая, очевидно, была ее помощницей. Сколько злобы еще в людях, покачал головой отец Василий, слушая возмущения, раздававшиеся рядом. Вот ведь беда случилась, есть погибшие, а она вместо того чтобы посочувствовать, костерит всех направо и налево. Неужели ей кажется, что на свете нет ничего важнее дел ее чиновничьих? Что судьбы, радости и горести людей, служить которым она обязана, – ничто по сравнению с ее делами? А ведь все ее дела – как раз и есть эти люди. Как же она погрязла в своей чиновничьей суете, что не видит той дистанции, почти пропасти, которая уже отделяет ее от реально существующего окружающего мира. Этот мир шире, богаче и ярче, чем ей кажется из ее кабинета, записывается в строках отчетов, статистики и различных планов мероприятий.

Отец Василий не ожидал, что ему тоже достанется своя порция яда из уст возмущавшейся женщины.

– Вот! У нас здесь, оказывается, батюшка стоит! – послышался за спиной недовольный и желчный голос женщины.

Причем прозвучало это таким тоном, как будто чиновница делала выговор своим подчиненным – ну вот, оказывается, у вас и территория не убирается. «Вразуми ее Господь, – мысленно с вздохом попросил отец Василий. – И меня вразуми, дай мне терпения и мудрости».

– Доброе утро, – мягко сказал священник, обернувшись на голос.

– Доброе? – удивилась чиновница таким тоном, как будто ее застали за непристойным занятием. – Это какое же оно доброе? Интересно, священник после всех этих ночных кошмаров заявляет, что утро доброе. Вы что-то там в своих церквях совсем уже... – Женщина замялась на секунду, и священнику показалось, что с ее уст слетит слово «ополоумели». – От жизни вы там отстали.

Интересный поворот, добродушно подумал священник. Не знает, как и чем, а попрекнуть надо. Эта сейчас всех достанет, до кого только дотянуться сможет. Надо ее угомонить, а то она всем кровь попортит за утро. К тому же он заметил в вырезе дорожного халата на шее женщины золотой нательный крестик. А ведь, поди, крещеная. Или, может, отдает дань моде, как украшение носит.

– Вы что-то хотели спросить? – спровоцировал отец Василий чиновницу.

– Гос-споди, – с пренебрежением проговорила женщина, – а что вас спрашивать? У вас ведь на все один ответ.

– Простите, не понял? – разыграл крайнее изумление отец Василий.

– Вы вот мне скажите, – снисходительным тоном до предела уверенного в себе человека потребовала женщина, встав рядом со священником и уставившись недовольным взглядом в окно. – Как это вот с религией вяжется? (Как это она еще удержалась и не сказала «с вашей религией».) Если бог всех любит, о каждом из нас думает, то зачем он допустил все это, гибель людей?