– Вы поможете? Я все покажу и все расскажу. Один я ничего сделать не могу и связаться ни с кем тоже не могу. А у меня брат в Чечне погиб, я этих уродов ненавижу! И тех, кто им помогает!
– Конечно, Володя, я помогу и все сделаю! А про священника ты что говорил, то есть писал?
– Его тоже убили.
– Как! Не может быть! Ты уверен?
– Нет. Просто он из части не уходил. – Я в тот день в наряде был на КПП. Как он пришел, я видел, а выходить он больше не выходил. Это точно. Я на это внимание обратил и тайком от дежурного в журнал посмотрел. Там кто-то уже утром вписал, что священник отец Федор вышел через КПП в двадцать ноль-ноль.
– Значит, его тоже где-то закопали? – чуть не плача, спросила Настя.
– Не знаю. Спрятать-то тело негде, нет у нас пустующих и неиспользуемых помещений. Я уже думал об этом. Может, потом тело в тайгу вывезли…
Договорить Мулянов не успел. Навстречу из дверей санчасти вышел старший лейтенант с медицинскими петлицами и удивленно уставился на солдата и незнакомую девушку.
– Товарищ старший лейтенант, это журналистка из Якутска. Она ногу на ступенях подвернула, капитан Окулович приказал к вам проводить, – поспешно объяснил солдат.
Коренастый медбрат в белом халате говорил с четким оканьем. Он успел рассказать, что окончил медицинский колледж, что отслужил тут фельдшером два года, что осенью у него дембель. Занимаясь обработкой ссадины на коленке и накладыванием тугой повязки на сустав стопы, он нахваливал свою беззаботную службу, считая, что это настоящая «лафа».
Настя сидела на кушетке без джинсов и колготок, прикрытая белой простыней. Куртку она категорически отказалась снимать, боясь остаться без телефона. Жаль, что не хватило времени включить в телефоне функцию диктофона.
Бестужева лихорадочно обдумывала разные варианты. А если солдат психически ненормальный? Сомнительно, что такого взяли в армию, но, допустим, это так. Был нормальный, а потом его «шиза скосила». Вдруг ему просто мерещатся вокруг преступники, и все, что он сказал, – всего лишь плод его больного воображения? А священник? Хотя мог и священника приплести до кучи. Эх, глянуть бы одним глазком в этот журнал на КПП! Явно запись внесена другим почерком. А может, сначала записывал дежурный по КПП, а потом его помощник?
Но если все это правда… Настя поняла, что просто боится представить себе, что все рассказанное солдатом действительно правда. Какой ужас! Ведь тогда и отец Федор мертв, как те два солдатика, ставшие свидетелями преступления, за что их и убили. Кто? Этот подозрительный особист? А может, он как раз и пытается разобраться в происшедшем? Особист обязан отвечать за сохранность государственной тайны, контрразведку, за соблюдение режима и еще за многое другое. Настя окончательно задумалась. И где найти мужество пойти в столовую на ужин, спокойно есть, смеяться с молодыми офицерами?
Нет! Начиная злиться на себя, Настя собрала в комок всю волю. Еще чего! Дело нужно довести до конца. И в первую очередь обезопасить себя. Что она там снимала? Кроме лиц солдат во время коротких интервью – ничего. Допустим, просмотрят преступники запись, и что? А вдруг им покажется, что Мулянов говорил как-то не так, и лицо у него было какое-то не такое. Она-то в любом случае выйдет отсюда, а ему не выйти. Или же всем не выйти. Настя полезла в карман, достала мобильник и, воспользовавшись тем, что фельдшер с окающим говором ушел за занавеску, быстро открыла аппарат, извлекая оттуда сим-карту. Она едва успела сунуть ее обратно в карман вместе с телефоном, как фельдшер вернулся.
– Ну, все, одевайтесь. Может, вам палочку одолжить на время? Идти сможете?
– Смогу-смогу, – уверенно заявила Настя, – спасибо.
Одевшись, она, прихрамывая, вышла на улицу, свернула за угол здания и быстрым шагом двинулась в сторону колючего ограждения за автопарком. «Ничего страшного, – решила Настя, – все знают, что за мной должен приехать участковый. Если почувствую неладное – так заору, что в Верхней Соснянке услышат. Побоятся они расправляться со мной. А потом мы тут всех на уши поднимем!»
С этими мыслями она свернула с дорожки и пошла по мягкой траве, усыпанной прошлогодней хвоей. Вот и задние стены боксов, развалины какого-то кирпичного сарая. Дальше – колючая проволока. Пустырь, один пустырь вокруг. Может, в этом сарае когда-то был подпол или погреб? Настя смело подошла к строению, и тут ее остановил громкий шепот и осторожные шаги по хрустящему щебню.
– Уходите отсюда, Настя! – требовательно говорил Мулянов с бледным от волнения лицом. – Быстро уходите! Еще не хватало, чтобы и вас заподозрили! Убьют ведь!
– Куда ушла? – начал злиться Окулович.
– Откуда же я знаю, товарищ капитан? – растерянно оправдывался фельдшер. – Ее боец привел, я обработал колено, наложил тугую повязку, и она ушла.
– Давно?
– Минут пятнадцать назад.
Матерясь на чем свет стоит, капитан выскочил из санчасти и стал озираться по сторонам. Журналистка как в воду канула. Куда она могла пойти? Чего ей тут вынюхивать? Ничего страшного не случится, кроме того, что он, капитан Окулович, получит «по шапке».