Батюшков

В прощальном письме Д. Н. Блудову Батюшков делает смотр арзамасскому сообществу, уже значительно рассеянному по лицу земли. Среди прочих имен упомянут и младший Пушкин: «Сверчок начинает третью песню поэмы своей. Талант чудесный, редкий! вкус, остроумие, изобретение, веселость. Ариост в девятнадцать лет не мог бы писать лучше»^[467]. По-прежнему сравнение с одним из первых итальянских поэтов для Батюшкова — самое авторитетное. Впоследствии имя Ариоста как-то привязывается в его сознании к Пушкину. «Просите Пушкина именем Ариоста выслать мне свою поэму, исполненную красот и — надежды…»^[468] — напишет он через полгода из Неаполя. Но отношение к итальянской словесности начинает катастрофически расходиться в его сознании с отношением к Италии как таковой. В дальнейшем это расхождение только усилится.

19 ноября 1818 года в Царском Селе близкие друзья и родные простились с Батюшковым. А. И. Тургенев писал Вяземскому: «Вчера проводили мы Батюшкова в Италию. Во втором часу, перед обедом, К. Ф. Муравьева с сыном и племянницею, Жуковский, Пушкин, Гнедич, Лунин, барон Шиллинг и я отправились в Царское Село, где ожидал нас хороший обед и батарея шампанского. Горевали, пили, смеялись, спорили, горячились, готовы были плакать и опять пили. Пушкин написал impromptu, которого послать нельзя, и в девять часов вечера усадили своего милого вояжера и с чувством долгой разлуки обняли его и надолго простились. Он поминал о тебе и велел тебе кланяться. Через Варшаву он не поедет. Жаль за тебя и за него»^[469].

IV «…Не в Италии живут сердцем»

С самого начала этого путешествия начались некоторые странности, которым трудно найти объяснение. Очевидно, они были связаны с постепенно ухудшающимся нервным состоянием Батюшкова, хотя до поры до времени эти странности не выходили за рамки общечеловеческих. На одну из них указывает Тургенев. Незадолго до отъезда из России Батюшков планировал навестить Вяземского в Варшаве, собираясь быть там проездом, просил «приготовить ему конурку»^[470], но потом, видимо, отказался от этой мысли, решив спрямить путь. Вяземский жаловался Тургеневу: «Отчего же этот Батюшков не едет через Варшаву? Тут уже не Варшава на карте, а я. Неужели я не стою каких-нибудь верст?»^[471] Возможно, эти обстоятельства стали причиной размолвки между друзьями, следствием которой явилось полнейшее молчание Батюшкова — из Италии он ни одного письма Вяземскому не написал. Или письма эти до нас не дошли.