Бац!

Овнецы ставили метки на вещи. Как-то раз Ваймс поднялся на чердак их дома на Скун Авеню, чтобы снести вниз лошадь-качалку, детскую кроватку и целую коробку древних, но обожаемых игрушек, пропахших нафталином. Они не выбрасывали ничего, что могло быть использовано повторно. Все старательно помечали и уносили на чердак.

Держа в одной руке фонарь и стряхивая паутину другой, Сибилла вела их мимо коробок с надписями "мужские ботинки", "всякая всячина", "смешные марионетки, на нитках и перчаточные", "кукольный театр и декорации".

Может в этом и была причина их богатства: они покупали вещи, сделанные на века и им редко приходилось покупать что бы то ни было. Разве что пищу, но Ваймс не был удивлен, обнаружив коробки с надписями "яблочные сердцевины", "объедки, надо съесть".[22]

— Ага, вот оно, — сказала Сибилла, убирая в сторону связку рапир и клюшек для лакросса.[23] Он вытащила длинный толстый сверток на свет.

— Конечно, я не раскрашивала копии, — сказала Сибилла, когда они потащили его к лестнице. — Это заняло бы вечность.

Чтобы спустить тяжеленный сверток вниз по лестнице, понадобились ряд усилий и определенное количество подпихиваний. Его отнесли в столовую, водрузили на стол и раскатали потрескавшийся рулон.

Пока сэр Рейнольд разворачивал большие десятифутовые куски, Ваймс достал уменьшенную копию картины. Она была достаточно мала, чтобы поместиться на столе и он придавил стороны ржавой кружкой и солонкой.

Записки Плута были печальным чтением. И трудным чтением, также, потому что большая их часть наполовину обгорела, а почерк был как у паука, сидящего на батуте во время землетрясения.

Плут был законченным психом, записывая на бумагу то, что он хотел сохранить в тайне от цыпленка. Иногда он бросал записки на полуслове, если ему казалось, что цыпленок наблюдает за ним. Несомненно, он представлял собой грустное зрелище, но до тех пор, пока не брал в руки кисть. Тогда он погружался в работу со странным озарением на челе. И вот она, его жизнь: огромный прямоугольный кусок холста. Методия Плут родился, нарисовал знаменитую картину, решил, что он цыпленок и умер.

Учитывая, что Плут не смог бы отличить ужа от ежа, какой смысл можно было найти в его писанине? Единственная запись, что казалась достаточно лаконичной, если не пугающей, была та, которую общепринято считали посмертной, так как ее нашли под бездыханным телом художника. Она гласила:

«Писк! Писк! Он идет! ОН ИДЕТ!»

Он умер, задохнувшись перьями в глотке. И краска на холсте еще не успела высохнуть.

Ваймс остановился на записи под номером, что был дан совершенно произвольно, № 39:

«Я думал, что это указующее предзнаменование, но оно кричит в ночи.»

Предзнаменование чего? И что означает № 143:

«Там во тьме, во тьме, как звезда в цепях!»

Ваймс сделал себе заметку об этой записи. Он отметил и многие другие. Но самым худшим — или лучшим, если вы увлекались загадками — было то, что его записи могли означать что угодно. Под них можно было придумать свою собственную теорию. Художник голодал и жил в смертельном страхе перед цыпленком, живущим у него в голове. С таким же успехом можно было искать скрытое значение в каплях дождя.

Ваймс отодвинул записки в сторону и уставился на тщательно выполненный карандашный рисунок. Даже в уменьшенной копии разобраться было совсем не просто. Лица на переднем плане были такими большими, что можно было заметить поры на носу у гнома. Вдали были дотошно вырисованы фигурки, ростом в четверть дюйма.

Топоры и дубинки были занесены, пики нацеливались, везде, куда глаз ни кинь — атакующие и отражающие атаки. На протяжении всей картины гномы и тролли схватились в яростной схватке, разрубая и сокрушая друг друга.

Он подумал: кого здесь не хватает?

— Сэр Рейнольд, не могли бы вы мне помочь? — тихо попросил Ваймс, стараясь не спугнуть зарождающуюся мысль.

— Да, командор? — поспешно сказал попечитель. — Не правда ли, леди Сибилла сделала наиболее совершенную…

— Копия вполне удалась, — ответил Ваймс. — Скажите… Откуда Плут мог знать обо всем этом?

— Много гномьих песен и тролльских историй сложено о сражении. О, также были свидетели и среди людей.

— Значит Плут мог прочитать об этом?

— О, да. Кроме того факта, что он перенес битву в другую часть долины, все остальное нарисовано довольно верно.

Ваймс не отрывал взгляда от сражения на бумаге.

— Кто-нибудь знает, почему он перенес битву в другое место? — спросил он.

— Было несколько теоурий. Оудна из них гласит, что он был введен в заблуждение тем, чтоу мертвых гномов кремировали в той части долины, ноу многие тела были смыты туда бурей. И там было поулно сухостоя для поугребального костра. Однако, я считаю, что он выбрал это местоу потому, что вид оттуда был намного лучше. Эти гоуры так живописны.

Ваймс уселся за стол, уставясь на набросок., мысленно призывая его раскрыть свой секрет. Через несколько недель этот секрет станет известен каждому, сказал мистер Сияющий. Почему?