Батшев Мой французский дядюшка

Он получил звание потомственного почетного гражданина. Знаете про это? Ага. Имел счет в «Лионском кредите». Какие-то сбережения оставались. В Па­риже он ждал нас с мамой. Он был советником. Не знаю, какие советы давал он генералу. Но состоял у Врангеля членом экономического совещания, участвовал в собраниях, разрабатывал проекты, писал доклады. Врангель его вспоминает в мемуарах. Папа давал деньги на белое движение. Ну, разумеется, на белое! Не красным же давать. Тогда мы приехали в Париж.

К тому времени, признаюсь, я закончил один курс в университете в Симферо­поле. Будете смеяться, но я учился на математическом отделении.

Но математика меня не влекла. Не привлекала.

Хотел стать артистом.

10

Актером кино я стал в Ялте.

Совершенно случайно.

Подобно роковой встрече с инфернальной женщиной, встретился с кинемато­графом.

Дранков снимал любовную драму у моря, мне до зарезу нужны были деньги (первая любовь, что ли? не помню), и я напросился в статисты. Во Франции их называют фигурантами. Дальше - больше: в следующем фильме я исполнил две маленькие роли: разбойника в парике и огромной бороде, а другую - слугу глав­ного героя.

Когда киностудия вместе с актерами, режиссерами, операторами, оборудова­нием и мною в придачу эвакуировалась в Константинополь, в кармане было сорок американских долларов, купленных на заработанные деньги, и семь ролей в пяти фильмах.

Во Франции я снимался уже во французских фильмах. Мне как-то повезло.

Чем повезло? Пятеркой по французскому в гимназии - вот чем. Язык выплыл из памяти, а с ним и нахальство. Как без нахальства появиться в «Гомоне» и пред­ложить свои услуги?

Французы сначала морщились, но пробовали, и - я получал небольшие роли. Но не хватало школы, и я пошел учиться в студию Жоржа и Людмилы Питоевых. Чудесные люди. Театр Жорж боготворил. Но мне хотелось в кино. Нет, что вы, роман с Людмилой! Вы из меня какого-то Казанову хотите изобразить.

Вспомните «Наполеон». Я играл генерала Гоша. Небольшая, но важная по сю­жету роль. Пресса заметила меня. До того лишь упоминали в разделе - «и другие». Блестящий фильм. Экран был разделен на три части, и в каждой происходило свое действие. О, Абель Ганс - революционер в кинематографе! Сегодня такой при­ем называется полиэкран, но тогда не было полиэкрана, и Ганс впервые разбил действие на несколько. Эффект оказался сногсшибательным. Даже я ахнул, когда увидел готовый фильм.

11

Запись по фильму

Обычная комната на четвертом этаже одного из домов на этой улице. По­среди комнаты сидит ярко одетая девушка. Она внимательно читает. Но вдруг вздрагивает, с любопытством прислушивается, бросает книгу рядом с собой, на диванчик. Падая, книга не закрывается. На одной из страниц мы видим гравюру с картины Вермеера «Кружевница». Теперь уже девушка не сомневается: что- то случилось. Она встает, поворачивается и спешит к окну. В этот момент на улице остановился знакомый нам персонаж. Безо всякого сопротивления, по инерции, он падает вместе со своим велосипедом в ручеек, в самую грязь.

Мама вспоминала:

...на нейтральной зоне «шалят» красноармейские патрули.

На маме косынка сестры милосердия с красным крестом.

Ещё до рассвета тронулись в путь. Холодно, идёт снег, нервы напряжены, му­чает вопрос, доедем ли благополучно. Сейчас не могу вспомнить, сколько вре­мени они ехали, - возчик показал кнутом вперёд и сказал: уже виден Рыльск. Слава Богу, кажется, добрались благополучно! Но радость оказалась прежде­временной. Раздался выстрел, справа показался конный разъезд из трёх человек. Красноармейцы! Они быстро нагнали подводу, сначала потребовали предъявить документы - бумаги у всех оказались в порядке, потом объявили, что будет обыск, который начали с младенца. Несмотря на холод и падающий снег, распеленали, встряхивая каждую пелёночку, - обыскивали очень тщательно, маме велели рас­пустить волосы, отобрали имевшиеся у них небольшие деньги, сказав: «вывозите валюту». Четвёртый пассажир был еврей, у него тоже ничего с собой, кроме не­большой суммы денег, но отобрали тёплое пальто, - и с криками: «ах, ты, жид пархатый!» стали бить по лицу нагайками. Маме сказали: «Сестра дальше не по­едет, сестры нам и самим нужны».