Бацилла № 0,78

— Идиот!!! — в бешенстве завыл Рогге. — Проклятый идиот! Почему не показал мне этого раньше?.. Вчера!.. — он зашатался, как пьяный, и едва добрался до стола. — Почему не вчера?!! — Рогге обеими руками схватился за голову. — Что мне теперь до Фукуды?!. Поздно!.. Слишком поздно!

— Почему поздно? — растерянно пролепетал Канадзава.

— Он уже знает… — простонал Рогге. — Он уже все знает! Я сам показал ему, сам рассказал обо всем…

Американец дико взглянул на генерала, и лицо его стало багровым от бешенства. Сорвавшись с места, он подбежал к селектору и стал отдавать приказания о боевой тревоге. Канадзава стоял рядом, растерянный и недоумевающий, не понимая, что творится вокруг него.

— Идиот!! — снова прорычал Рогге, бросая трубку на стол. — Старый гиппопотам!..

Он выбежал из кабинета, растоптав по дороге фотографию Фукуды и на ходу бросая приказы встревоженным офицерам…

Гром среди ясного неба

Толпа увеличивалась с каждой минутой. Из всех улиц на площадь вливались все новые и новые потоки людей. Шли мужчины и женщины, старики и дети, здоровые и калеки. Казалось, что весь Токио собрался на демонстрацию. На лицах людей был написан неукротимый гнев. Кулаки — заскорузлые и узловатые — зловеще поднимались то тут, то там. Они грозили врагу. Хриплые возгласы тысяч людей обвиняли правительство в чудовищных преступлениях против народа.

Из рук в руки передавались газеты с огромными кричащими заголовками.

— Это страшно! — шептала какая-то женщина, инстинктивно прижимая к груди, завернутого в лохмотья ребенка. — Это страшно!.. Чума… Смерть…

Посреди площади вдруг взвился алый стяг. Он затрепетал на ветру, и его полотнище широко распростерлось над толпой. Буря восторженных криков приветствовала появление этого символа свободы и независимости рабочего класса. Воздух задрожал от громовых рукоплесканий сотен тысяч людей.

— Сестры и братья…

Голос человека, поднявшегося на трибуну, звонко разнесся над толпой. Люди примолкли.

— Сестры и братья! Мы собрались здесь, чтобы выразить свое возмущение убийцам, которые готовят страшную гибель миллионов людей. Мы — жители Токио, сотни тысяч трудящихся — собрались сегодня, чтобы решительно заявить заокеанским и японским сеятелям чумы — мы не хотим войны! Мы не допустим распространения эпидемий!

Толпа грозно зашумела. По огромной площади пронеслось, как шквал: «Не хотим!», «Не допустим!». Едва крики замолкли в одном конце площади, как новые возникали в другом и волной катились к трибуне, подхватываемые сотнями тысяч возбужденных голосов. Секретарь подождал, пока затихли последние возгласы, и продолжал:

— Да, мы не хотим войны! И мы не позволим превратить Японию в новый очаг агрессии, в опытное поле для испытания чудовищного оружия военных преступников. Им мало Америки, они и у нас хотят производить чуму! Не будет этого! Мы видим и должны предотвратить эту чудовищную опасность!..

Новая волна криков прокатилась в ответ и загремела над площадью:

— Не допустим!..

— Янки, домой!

Эхо возгласов летело через площадь, проникало в дома, разносилось по улицам, забитым людьми. Оно стократ повторялось всюду, где народ лихорадочно читал страшное сообщение, опубликованное в «Акахата» и многих прогрессивных газетах.

* * *

Машина мчалась. Полковник Кроссби дремал, развалившись на мягком сиденье. Он был удовлетворен поездкой.

Кроссби возвращался с тайной конференции американских и японских промышленников, в которой он принимал участие от имени вооруженных сил США. Конференция, правда, затянулась и закончилась только сегодня ночью, но какое это имеет значение, если удалось уладить столько важных вопросов? Японцы сначала ершились и держались в стороне, особняком. В этом тоже нет ничего удивительного — конечно им не улыбалась перспектива делиться своими прибылями с американскими бизнесменами. Однако они сдались перед лицом аргументов, выдвинутых пришельцами из-за океана. Да, они хорошо понимают, что коммунистическое движение (так Кроссби называл любое сопротивление капитализму) ширится в Японии с катастрофической быстротой. Японцы прекрасно понимают, что без помощи Америки вся их империя разлетится, как карточный домик. Новый, коммунистический Китай, выбросивший вон самого Чан Кайши, достаточно хороший аргумент в пользу этого утверждения!.. Поэтому, после длительных споров и торгов, согласие было достигнуто по всем вопросам. Кроссби даже удалось под шумок добиться неплохих прибылей для своей фирмы.

В полудремоте он обдумывал содержание письма, которое завтра же пошлет брату. Полковник был доволен и горд собой. Еще бы! В противовес мнению своих друзей, сомневавшихся в его способностях, он сегодня сумел очень дипломатично обвести японцев вокруг пальца…

Машина въехала в район городских вилл, где находился и особняк Кроссби, переданный ему японскими властями в личное пользование. Вылезая из машины, полковник заметил усиленные патрули, охраняющие офицерские дома, но был настолько утомлен, что даже не заинтересовался этим. К тому же в голове Кроссби стоял легкий шум — последствие нескольких рюмок, выпитых за ужином.