Таракашка покачала головой, смущенно нахмурившись. Намир уже слышал от повстанцев это слово — «джедай», — они вроде были какими-то религиозными воинами, еще до Империи, но большего он не знал. Похоже, Таракашка тоже.
— Но не суть, — продолжила Головня. — Дело в том, что тогда все было лучше. Лучше, чем сейчас. Лучше, чем во время Войн клонов. Люди уважали закон. Империя оберегала их. Но войны сделали свое дело. Я в основном работала на Тангенине. Тамошняя инфраструктура была сильно повреждена сепаратистами, и в дело вступили преступные синдикаты, выжимавшие из людей последнее за еду, транспорт, все самое необходимое. Имперские военные делали, что могли, но грабители и спекулянты продолжали свои дела в тени, потому приходилось нанимать таких, как я. Империя никогда не любила охотников за головами, но на Тангенине были убийцы и спекулянты, которых надо было отлавливать. Я гордилась своей работой. — Голова женщины упала, и Намиру на мгновение показалось, что она умерла. Однако Головня расправила плечи и, глядя куда-то вдаль, продолжила: — Не знаю, в какой момент все пошло не так, но когда на Тангенин вернулся закон, Империя превратилась из того, чем была… в то, что имеем сейчас. Я поймала человека, который воровал преобразователи энергии, и его упекли на каторгу пожизненно. Я выследила главаря банды, наркодилера — подонка из подонков, — а он подкупил судью, и его освободили.
Она говорила просто и ровно, словно рассказывала об ужасах, которые не хотела пережить вновь. Было видно, что Таракашка хочет узнать больше, с подробностями, но понимает, что не надо выспрашивать. Может, побоялась, что, если спросит, Головня действительно расскажет.
Но хотя бы на ее лице больше не боролись боль с тошнотой.
Головня словно не заметила невысказанного вопроса девушки.
— Несколько лет назад, — продолжила она, — я решила, что мне надо остановиться. Мы закончили выкорчевывать последний большой синдикат, и я устала от крови. Многие отказывались сдаваться, зная, что их ждет в тюрьме. — Сделав паузу, она продолжила: — Мне нужна была передышка. Так что следующую работу я взяла не на Тангенине, а подальше от Центральных миров. Подальше от городов, преступности и бюрократии.
— Капитан Ивон? — спросила Таракашка.
— Он самый, — ответила Головня. — Я нечасто охотилась за повстанцами, но это заняло меня на какое-то время. — Тень улыбки скользнула по ее губам. — Выследить Сумеречную роту удалось не сразу, но солдаты в увольнительной делают всякие глупости. Разговаривают, с кем не следовало бы…
— Тебе на будущее, — пробормотал Намир, хотя не был уверен, что Таракашка слышит его.
— …и расслабляются, рассказывают о следующем назначении. Не прошло и четырех месяцев, как я явилась добровольцем во время очередного набора. Дело было на Вероне. Не стану углубляться в детали. Вкратце — я солгала, провезла тайком свое снаряжение и стала ждать удобного случая, чтобы прикончить Горлана и сбежать. Но когда подвернулась возможность, я уже успела познакомиться с солдатами. Увидела, что, возможно, в их борьбе есть смысл.
— Ты передумала? — спросила Таракашка.
Женщина едва заметно покачала головой, словно боялась, что потеряет сознание.
— Нет, пока не приставила ствол к голове капитана. Он не испугался, и мы поговорили. Горлан предложил мне работу, а я согласилась.
Таракашка кивнула, чуть отводя взгляд от Головни.
— Я не жалею, — сказала Головня. — Ни о том, что вступила в Сумеречную, ни о прежней жизни.
Намир зарылся в спальник и попытался не рассмеяться.
Гораздо позже, в тусклом предрассветье, Намир облегчился в лощине возле лагеря и вернулся к товарищам. На полпути он встретил Головню. Она сидела на булыжнике и чистила нож. Мужчина сел рядом с ней.
Некоторое время он смотрел, как солнечный свет обводит контуром тени. Наконец он сказал:
— Как ты умудрилась не рассказать всего?
Головня пожала плечами:
— Она слишком молода. Кроме того, через пару дней мы все умрем. Немного лжи не повредит.
Намир кивнул и ковырнул землю носком ботинка. Затем выдавил улыбку:
— Если мы все умрем, кто же отомстит Челис?
Головня снова пожала плечами:
— Насколько я вижу, ее информация была правдивой. Может даже, мы спасли немало людей от… — Она замялась, затем вытянула руку и посмотрела на ладонь. По запястью расползалась сыпь. — От этого. Не ее вина, что мы были недостаточно осторожны.
У Намира сыпь начиналась под шеей. Он заметил это, когда брился.
— Горлан-то этого не знает, — сказал он. — Если нам повезет, Челис все равно будут винить. Войска готовы камнями ее забить.
Головня подбросила нож и спрятала его в чехол.
— Ну ты и засранец, сержант. — Она не улыбалась. Намир рассмеялся.
— Когда помрем, — сказал он, — мне будет не хватать таких разговоров.
— Мне тоже, — сказала Головня. Она так и не улыбнулась, но когда Намир протянул ей руку, она пожала ее.
Десантный корабль прибыл через два дня.