BATTLEFRONT: Сумеречная рота

Прелат Вердж сам придумал это наказание. Те члены экипажа, которые подвели его при атаке на «Громовержец»… Артиллерист, который слишком медленно взял корабль на прицел; оператор радара, для которого оказался такой неожиданностью молниеносный переход вражеского корабля на световую скорость; командир спецназа, который готовил диверсионную группу… Пока они не раскаются во всех случаях своей неблагонадежности, их будут использовать для калибровки дроидов-дознавателей.

Спустя неделю после атаки на свободу вышел только артиллерист. Оператор радара был мертв. Командир спецназа пока еще кричал.

Капитан Табор Сейтерон не оспаривал необходимости наказания. Ошибки случались всегда, но, по всем правилам, это губернатор Челис должна была сейчас вопить под инструментами дроидов. Табор уже должен был быть дома, принимать у курсантов эссе о битве за Кристофсис, закатывая глаза каждый раз, как подловит их на списанном.

Склонность Верджа к отвратительным пыткам могла вселить лишь еще больший страх в ряды его команды. А страх — это как жар, раскаляющий сталь: если делать это правильно, то можно выковать клинок, в противном случае из металла получится шлак.

— Мы люди разных эпох, — сказал прелат после завтрака с Табором возле допросной камеры. Когда они уходили, капитан все еще слышал вопли командира спецназа. — Вы помогли построить машину Империи. Вы смазывали ее механизмы, вращали ее колеса — вы создали порядок, за что я вам глубоко признателен.

— Мы исполняли свой долг, — ответил Табор, — и пытались стать такими, какими хотел нас видеть Император.

С первой минуты на «Вестнике» Табору — к его собственному изумлению и вопреки здравому смыслу — начало нравиться общество прелата. Энтузиазм, с которым этот юнец излагал свои идеи, его стремление вовлечь всех окружающих в свой странный мир были на удивление заразительны. Его фамильярность и искренность, его любознательность по отношению к капитану также привлекали — даже самые способные ученики Табора казались более поглощенными карьерным ростом, чем новыми идеями. Вердж уже поднялся выше, чем смог бы сам Табор, и все равно стремился раскрыть свой потенциал.

Но у Табора были свои пределы терпимости, и после утра, когда ему пришлось наблюдать немыслимое, одновременно пытаясь наслаждаться вкусом маринованных яиц и запеченных яблок, его интерес к беседам с Верджем достиг самой нижней точки.

— Тем не менее, — сказал прелат, — машина была построена. И, что очень важно, капитан, я уверен, что эта машина является причиной того, что мы не всегда сходимся во взглядах.

— А у нас есть разногласия по каким-то важным вопросам? — спросил Табор, выдав нотку удивления.

— У нас — нет, — ответил прелат, — но я знаю, что вы не в восторге от моего выбора мер дисциплинарного взыскания. Вы видите более эффективные способы для поддержания работы машины.

Табор уставился на прелата и расправил плечи. Не стоит проявлять невнимательность или пренебрежение — какие бы отношения ни установились между ним и Верджем, он никогда не забывал о вспыльчивости этого юнца.

— Да, у меня есть собственные привычки, — согласился капитан. — Но это ваш корабль, а каждый лидер командует своими солдатами, как считает нужным.

Губы прелата дрогнули — явный признак растущего нетерпения.

— Вы не понимаете, капитан. Я действительно признаю, что ваши методы могут быть более эффективными для функционирования машины Империи. Но машина уже построена, — продолжал он. — Император создал новое общество, новый образ жизни. Мой долг не закладывать основы, но жить так, как велит наш Император, — как член цивилизации, которую вы так умело построили. — Вердж на мгновение нахмурился и остановился посреди коридора. — Чего Император требует от каждого из нас, капитан?

«Вопрос или ловушка?» — подумал Табор, но решил не пытаться угадывать. Он не может и не станет пытаться предугадать, что думает прелат.

— Верности и послушания, — ответил Табор.

— Абсолютной верности, — отозвался Вердж, — и абсолютного послушания. Это верно. — Прелат улыбнулся и, повернувшись к Табору, продолжил: — В ответ наш Император дарует нам привилегию совершать сумасбродства, вдохновленные нашими самыми сильными эмоциями. Вас учили сдерживать себя, а я знаю положительные стороны крайностей. Пока наши верность и послушание абсолютны, наши крайности не могут повредить нашему повелителю. Мое поколение — поколение прославленных рабов, капитан, и если владыка Вейдер считает себя первым помощником Императора, то я считаю себя первым истинным чадом Империи.

Слова эти были полны гордыни, граничащей с высокомерием. Но голос прелата дрожал, а улыбка казалась натянутой и вымученной.

— Значит, вы верите, — сказал Табор, гадая, не станет ли отсутствие осторожности причиной его падения, — что, пока мы абсолютно верны, поражение невозможно?

— Да, — ответил Вердж. — Таким образом, каждая прихоть допустима, пока ты верен Императору.

«А любая ошибка, — подумал капитан, — равносильна предательству».

Табор внезапно понял, что юнец смертельно напуган.