Сталин. В этот центр должны войти надежнейшие и лучшие товарищи. Этот центр будет называться комитетом батумской организации Российской социал-демократической рабочей партии. Мы знаем уже все и твердо все это запомним, какого он будет направления. Он будет — ленинского направления. Под этим знаком и знаменем мы начнем нашу борьбу! Вот все, что я хотел сказать.
Миха
Все коротко пропели «Мравалжамиер».
Константин, говори.
Поднимает одну руку — Наташа начинает петь другую песню.
Канделаки. Вот список тех, кого товарищи на заводах наметили в комитет. Он всем присутствующим известен?
Голоса: «Всем! Всем!»
Товарищи предлагают, чтобы возглавил этот список товарищ Coco! Кто за то, чтобы эти лица, перечисленные в списке, вошли в состав комитета? Поднимите руки…
Все поднимают руки.
Мне остается только закончить словами: да здравствует…
Порфирий
Миха, махнув Наташе, поднимает обе руки. Все поют «Мравалжамиер».
Миха. Ну, а теперь. Coco, скажи нам что-нибудь!
Сталин. Почему же непременно я? Я, товарищи, сегодня выступал в кружках четыре раза. А здесь нас, за столом, двадцать пять человек, и каждый из них оратор, я в этом убедился. Вот, например, я вижу, Порфирий порывается произнести речь, которая у него, по-видимому, уже готова.
Миха. Нет, я, как тамада, против этого! Потом Порфирий!
Многие голоса: «Потом Порфирий!»
Сталин. Ну что же… По поводу Нового года можно сказать и в пятый раз. Хотя, собственно, я и не приготовился. Существует такая сказка, что однажды в рождественскую ночь черт украл месяц и спрятал его в карман. И вот мне пришло в голову, что настанет время, когда кто-нибудь сочинит — только не сказку, а быль. О том, что некогда черный дракон похитил солнце у всего человечества. И что нашлись люди, которые пошли, чтобы отбить у дракона это солнце, и отбили его. И сказали ему: «Теперь стой здесь в высоте и свети вечно! Мы тебя не выпустим больше!» Что же я хотел сказать еще? Выпьем за здоровье этих людей!.. Ваше здоровье, товарищи!
Порфирий. Твое здоровье. Coco!
Все: «Твое здоровье!»
Тамада лишил меня моего существенного права произнести тост. А теперь я требую его.
Миха. Говори, но кратко.
Порфирий
Миха. В первый раз, сколько я тебя ни слышал, ты сказал хорошо. Сядь, Порфирий.
Сталин. Доживешь?
Порфирий. Безусловно!
Сталин. Твое здоровье!
Порфирий запел «Хасан-Бегура» {2}, другие голоса к нему начинают присоединяться. В это время вбегает Котэ.
Котэ. Зарево! Где-то пожар!
Миха. Что? Пожар?
Наташа бросается к окну, отодвигает занавеску. В окне дальнее зарево.
Наташа. Смотрите!
Многие бросаются к окнами
Климов. Постой-ка… Это где же?
Выбегает, за ним бросается Порфирий.
Миха. Постойте, это в стороне Ротшильда? Ну да.
Теофил. Там и есть!
Канделаки. Сильвестр, да это, кажется, у вас!
Сильвестр. Что ты говоришь! Быть не может, неужели!
Хиримьянц. Да там, там! Ротшильд горит!
Тодрия. Что, Ротшильд?
Вбегают Климов и Порфирий.
Климов. Вот те с новым годом, с новым счастьем! Вот те Каспийско-черноморское нефтепромышленное… Оно горит! Братцы, это Ротшильд горит!
Многие голоса: «Ротшильд? Ротшильд?»
Порфирий. Горит кровопийское гнездо! Туда ему и дорога!
Климов. Что ты плетешь? Что ж мы есть-то будем теперь?
Миха. Надо помогать тушить.
Наташа. Как же не тушить?
Теофил. Тушить?
Сталин. Конечно, тушить. Всеми мерами тушить. Но только слушай, Сильвестр: нужно потребовать от управляющего вознаграждение за тушение огня.
Сильвестр. Верно, товарищи!
В это время послышался конский топот во дворе.
Вот он, уже тут!
Приказчик
Сильвестр. Платить будут?
Приказчик. Обязательно! Будут платить щедрой рукой! Что же вы сидите, братцы? Аль не жалко завода?
Тодрия. Мы — типографские.
Приказчик. Независимо! Независимо! Всем будут платить! Помогайте!