Батумский связной

Борис двинулся по очередному темному коридору. Коридор изгибался самым непредсказуемым образом, темнота была несусветная, Борис то и дело спотыкался и утратил уже всякое представление о том, куда его ведут. Если бы не злобные окрики топочущего сзади карлика да не постоянные покалывания ножа, он давно бы остановился. Наконец они оказались в тесной пустой каморке, слабо освещенной масляным светильником. Всю обстановку каморки составляла грубая деревянная скамья. Карлик указал на скамью:

— Сиди, жди Исмаила. Он придет, с тобой разберется. Если ты зря его побеспокоил… — Черевичка закатил глаза и выразительно провел рукой по горлу.

Борис сел на скамью, привалился спиной к холодной сырой стене и закрыл глаза. Карлик выскользнул из комнаты, закрыв за собой дверь. Лязгнули запоры.

Усталость взяла свое, и, несмотря на неудобства и волнения, Борис задремал. Ему снился огромный восточный базар, полный самого фантастического сброда: вокруг сновали индусы в белых чалмах, негры, цыгане, махновцы, красный командир в папахе с саблей… Какой-то смуглый человек в костюме опереточного пирата схватил Бориса за рукав и проникновенно зашептал:

— Не хотите приобрести пароход натуральных восточных одалисок? Или четыре вагона отрезанных человеческих голов? Или не изволите проснуться? Нашел время спать!

— Нашел время спать! — повторил мужской голос.

Борис понял, что с ним разговаривают наяву, и проснулся. Рядом с ним стоял лощеный щеголь в шляпе канотье, лайковых перчатках и белых гетрах. Тоненькие — в ниточку — черные усики над плотно сжатыми узкими губами довершали портрет.

— Ты хотел видеть Исмаил-бея? — спросил щеголь.

Борис сделал вид, что ничего не соображает со сна. Он очумело глядел на человека, склонившегося над ним, а сам внимательно его рассматривал. С виду — совершенно опереточный тип, амплуа неудачливых злодеев, таким обычно в финале герой-любовник дает пинка в зад под хохот зрителей, но глаза были явно не из оперетты. Глаза у Исмаил-бея были как две бритвы.

По его угрожающему виду было ясно, что если он сочтет причину, по которой Борис добивался с ним встречи, недостаточно серьезной, за жизнь Ордынцева никто не даст и ломаного гроша.

— Я прибыл из Крыма, — по возможности спокойно начал Борис. — Там, в Феодосии, я сидел в тюрьме. Попал туда совершенно случайно, по пустому в общем-то делу. И там я встретил одного человека по фамилии Махарадзе.

Произнеся эту фамилию, Борис кинул быстрый взгляд на Исмаил-бея, но ни один мускул не дрогнул в лице его собеседника.

— Его взяли по нехорошему делу. В гостинице, где он ночевал, случилось убийство. И подозрение пало на него, потому что номера того человека и Махарадзе находились рядом.

— Что за человек был убит?

— Подробности я не знаю, какой-то коммерсант из Киева, — продолжал врать Борис.

Ему показалось, что при последних словах Исмаил-бей ослабил напряжение плотно сжатых губ.

— Делом занималась уголовная полиция, — продолжал Борис, — но Махарадзе почему-то очень боялся, что его переведут в контрразведку.

— Он объяснил почему? — отрывисто спросил Исмаил-бей.

— Нет, меня такие вещи не интересуют, — невозмутимо ответил Борис. — Он сказал только, что у него при себе ничего нет.

Услышав такое, Исмаил огляделся, как будто здесь, в крошечной каморке, мог быть кто-то, кроме них двоих. Затем он открыл дверь и убедился, что за ней тоже никто не подслушивает. После этого он подошел к Борису ближе и дал понять, что заинтересован разговором.

— Он сказал, что при себе ничего нет, — повторил Борис, — что он спрятал это — он не уточнял что — в надежном месте, но если его будет допрашивать контрразведка, то он не будет запираться и расскажет, где он спрятал это.

Глаза Исмаил-бея сверкнули, еще больше напоминая две бритвы.

— Ближе к делу, — прошипел он.

— Куда уж ближе? — удивился Борис. — Итак, еще раз повторяю, меня взяли за нарушение паспортного режима, а проще говоря — украли у меня паспорт и все деньги да еще и избили. Вон, видите, синяки заживают? — Борис поднял коптилку к лицу. — Никого я в Феодосии не знаю, и за меня никто поручиться не может, думал уже, что помру там в тюрьме с голоду. А потом прошел слух, что будут тюрьму чистить, потому что переполнена она, много всякого сброда сидит. И тогда Георгий решил обратиться ко мне, очевидно, у него не было другого выхода. Он дал мне денег — немного, все, что удалось пронести в тюрьму, велел после того, как меня отпустят, ехать в Батум и найти там Исмаил-бея, то есть вас. И еще он дал мне вот это. — Борис протянул Исмаил-бею пресловутую карточку.

Исмаил поднес карточку к свету и внимательно осмотрел ее.

— Да, это мой почерк. Я сам писал это. Так что вас просил передать Махарадзе?

— Чтобы вы любым способом вытаскивали его из феодосийской тюрьмы, иначе та вещь, что он вез для передачи, никогда не найдет своего адресата! — единым духом выпалил Борис.

— Вот как? — Исмаил-бей поднял брови. — И больше ничего? А скажите, какой вы сами делаете из всего этого вывод? И почему вы согласились помочь Махарадзе?