Батый

– Какие войска ты видел на той стороне? Много ли пеших и конных воинов?

– Я рыбак, езжу по реке. Много ли я в камышах увижу?

– А что слышал?

– Слышал я, что куманские ханы еще недавно кочевали поблизости. Потом они в страхе стали уходить прочь, в свои степи. Угоняют табуны, скот, увозят юрты. Никогда раньше у них такого бегства, не бывало...

– В какую сторону уходят?

– К Лукоморью, к Синему морю!

Старик стоял нахмуренный, сдвинув густые седые брови. Субудай опять вмешался:

– Ты знаешь имена куманских ханов, которые кочевали поблизости?

Старик огрызнулся:

– Вот еще! Чего захотел! Если бы я торговал с ними, коней менял, я бы знал. Ты лучше спроси: какие рыбы водятся в реке, много ли здесь осетров, щук, судаков, где богатые рыбные места, — все тебе выложу, точно сам под водою в гости лазил к водяному деду!

– А кто это — водяной дед? — спросил Бату-хан.

– Водяного не знаешь! Это царь морской, что под водой на дне сидит. И хоромы там у него богатейшие. В них живут его сто дочерей, что русалками зовутся.

– Ты их видел?

– Сорок лет на реке рыбачу, да чтоб не видеть! Не только видел, но и слышал! Русалки по ночам поют, плачут, подзывают путников-ротозеев, пересмеиваются. Если кто близко к берегу подойдет и русалкам поверит, они его защекочут и в омуты утащут, а назад не выпустят...

Среди монголов раздались восклицания. Монгольские ханши всплеснули руками и стали удивленно перешептываться.

– А царя водяного ты тоже видел? — спросил Бату-хан.

– Не раз видел. Он из камышей высунет свою образину, волосатую, как у меня, и бороду в воде полощет. Глаза рачьи выпучит и гулко так завоет: Хан Урак! Хан Урак!..

Субудай-багатур обратился к Бату-хану:

– Ослепительный! Разреши сказать слово! Этот старик очень ценный, он знает много сказок и может их рассказывать и день и два, особенно если ему подливать в чашку айрана. Казнить его не следует, а надо придержать, он пригодится нам в походе на землю урусов. Может, ты его еще призовешь, чтобы он тебя позабавил. Он сказал важную для нас весть: куманские ханы уходят, угоняют скот. Поэтому надо торопиться, надо их нагнать, нам нужны большие гурты скота, чтобы подкормить усталые войска. Надо спешно переправляться через Итиль.

– Пусть так будет! — сказал Бату-хан. — Сотник Арапша! Развяжи старику руки, сними петлю и дай ему отдышаться.

Арапша поднялся с колен, перерезал поясным ножом ремни на руках пленника, снял кожаную петлю с шеи и встряхнул старика.

– Благодари джихангира! Ослепительный дарует тебе жизнь, — сказал Арапша. — Если будешь стараться, сделаешься ханским рыбаком, сказочником и толмачом. Кланяйся! Целуй землю!..

Старик протянул руки и хотел согнуть их, но от ремней они так затекли, что едва двигались. Монголы подхватили его и выволокли из шатра. Бату-хан расспросил Мусука, как он поймал рыбака, остался доволен и приказал выдать Мусуку в награду шелковую одежду.

12. ПЕРЕПРАВА ЧЕРЕЗ ИТИЛЬ

Подходя к Итилю, все монголо-татарские войска получили приказ джихангира в три дня переправиться на другой берег. Гонцы носились вдоль лагерей. Некоторые отряды еще не прибыли и где-то тянулись позади, по выжженной солнцем равнине.

Одним из первых прибыл к реке Итиль хан Кюлькан, младший сын Чингиз-хана от его последней молодой жены, красавицы Кулан-Хатун, умершей в Каракоруме от отравы, поднесенной на обеде завистливыми родичами.

Высокий и красивый, как его мать, с узкими, слегка скошенными глазами, всегда беспечный и полупьяный, Кюлькан ответил гонцу, что здесь богатая охота на птиц, дзеренов и сайгаков и что он переправится только после окончания охоты.

Кюлькан поставил на берегу Итиля знаменитую юрту своей матери Кулан-Хатун, в которой она принимала Священного Воителя Чингиз-хана. Вместо войлоков юрта была покрыта пятнистыми шкурами горных барсов и подбита соболем. Хан Кюлькан устраивал в ней каждый день пиры и веселился с молодыми сверстниками, монгольскими знатными ханами.

Вскоре к нему прискакал второй гонец в сопровождении сотни "бешеных" Субудай-багатура. Строгий полководец извещал беспечного чингизида, что "не исполнивший приказа увидит смерть, а замедливший переправу будет смещен на самую низкую должность, и его место займет более расторопный..." Гонец добавил от себя, что "неодолимые" и десять тысяч отборных воинов получили приказ садиться на коней, если хан Кюлькан снова ответит отказом.

Хмель мгновенно вылетел из головы Кюлькана. Он призвал своих нойонов и багатуров, которые стали вспоминать, как в таких случаях поступал Чингиз-хан. Монголы начали спешно резать баранов и козлов, сдирать с них шкуры чулком, через шею, перевязывать отверстия жилами и надувать бурдюки. Большие заботы и хлопоты вызывали обозы, которые у каждого чингизида достигали значительных размеров и в походе были крайне обременительны. Воины Кюлькана делали из бурдюков плоты и тесали из жердей весла. От Кюлькана во все стороны помчались гонцы узнать, готовятся ли к переправе другие отряды.