Батый

Феодор и все послы поклонились Бату-хану до земли, сняв колпаки. Феодор выпрямился, тряхнул кудрями, пристально взглянул на похвалившую его юную жену Бату-хана, набеленную, с подведенными сурьмой глазами, закутанную в парчовые блистающие одежды. Он надвинул на брови соболий колпак и, прямой, смелый и гордый, вышел из шатра. Бату-хан шепнул несколько слов Субудай-багатуру. Тот, сильно кряхтя, поднялся и, пятясь, проковылял к выходу.

Бату-хан, вцепившись в ручку трона, сидел неподвижно. Все замерли, прислушиваясь и ничего не понимая. Послышался конский топот... Всадники пронеслись мимо шатра.

Отчаянные крики... Сдавленные, хрипящие стоны. Звон и стук мечей...

Бату-хан сидел по-прежнему неподвижно. Никто не решался шевельнуться и встать с места.

Вернулся Субудай-багатур. Его глаз сверкал, лицо покрылось каплями пота. Он задыхался.

– Ну что? — спросил Бату-хан.

– Все перебиты!.. Остался в живых один старик-слуга. Отняв татарский меч, он бился над телом своего господина, коназа Феодора, и до сих пор стоит над ним с мечом в руке. Я приказал его не трогать. Твой дед, Священный Воитель, не раз говорил: "Нужно возвеличить верного слугу, даже если господин его был твоим врагом".

– Я хочу его видеть. Коназ Галиб, приведи его!

Князь Глеб Владимирович поднялся и, разминая ноги, пятясь по-монгольски, вышел из шатра. Он вернулся с высоким седым стариком. Два монгольских воина держали старика за локти. Лицо его было рассечено, кровь стекала по белой бороде.

– Кто ты? — спросил Бату-хан.

– Я пестун и слуга князя Феодора Юрьевича.

– Как звать тебя?

– Апоница.

– Хочешь служить у меня? Ты будешь в почете!..

– Прикажи меня зарубить, а служить у тебя не стану.

Младшая жена Бату-хана, Юлдуз, сказала дрожащим, слабым голосом:

– Джихангир, отпусти его!

Бату-хан покачал одобрительно головой и сказал:

– Ты человек верный. Я тебя прощаю. Я дам тебе коня. Разрешаю ехать обратно. Расскажи коназу рязанскому, что его сын за дерзкую грубость перед царем вселенной казнен. Субудай-багатур, приставь к этому урусуту четырех надежных нукеров. Прикажи, чтобы они его в пути не убили, а довезли невредимым до первого урусутского сторожевого поста.

Монголы вывели из шатра Апоницу. Бату-хан и его гости продолжали пир и обсуждали планы наступления на землю урусутов.

3. МИРНАЯ ВСТРЕЧА С МОНГОЛАМИ

Заметив исчезновение Торопки, ратники передового дозора, где находился Савелий Дикорос, были охвачены тревогой. Они поднялись на бугор, обошли его кругом, рассматривали следы, нашли лужу крови. Толковали, спорили, решили, что была борьба. Капли крови потянулись по снегу к месту, где обнаружились следы четырех коней. Дальше следы уходили прямо в татарскую сторону. Савелий, всегда угрюмый, стал совсем нелюдимым. Он скитался по степи, залезал в валежник, ночевал там не смыкая глаз, все хотел поймать татарина, чтобы выпытать, жив ли Торопка. Лихарь Кудряш ему разъяснил:

– Если Торопку прирезали, ироды бы его бросили раздемши. Видно, захватили живьем и уволокли с собой.

Морозы крепчали. Ветры наметали вороха сухого колючего снега. Небо стояло ясное, безоблачное. В степи было видно далеко, но татары куда-то исчезли. Уже дня три не показывались татарские всадники, ранее быстро проносившиеся вдали под самым небосклоном.

Савелий стал уговаривать своих продвинуться вперед:

– Попытаем! Быть может, наши князья договорились с царем Батыгой и татары уже отступили назад, в теплые края, а мы здесь зря стынем.

Ратники из Перунова Бора согласились пойти вперед. Кудряш взялся привести всех к выселку, где он когда-то торговал с половецкими гуртовщиками. Остальной отряд обещал выжидать около дубовой рощи.

Четверо — Кудряш, Ваула, Звяга и Савелий — вышли ночью, захватив топоры. Они уже хорошо изучили все овраги, курганы и холмы, сбиться с дороги в лунную ночь было трудно. Взяли с собой хлеба на несколько дней. Подойдя к логу, залегли в кустах. Долго ожидали рассвета. Выселок был в низине среди оврага, где протекала мелкая речка...

Солнце поднялось в багровом тумане. Надвигались, клубясь, серые тучи.

Из-за холма вынырнул конный татарин, держа в руке гибкую пику. Лошадь лохматая, рыжая. Сам в шубе, старой, темной, как земля. Головой вертит, смотрит по сторонам — настороже, — не видать ли чего? Направился к выселку. Около зарослей, где притаились мужики, стегнул коня. Поскакал вперед, оглянулся, постоял и поехал дальше. Спустился в лог. Слышно было, как копыта ломали тонкий хрупкий лед. Остановился — видно, коня поил. Скоро снова выехал из лога и показался на бугре. Одинокий поехал по снежной пустынной равнине, пока не скрылся за холмами.

Савелий сказал:

– В выселке никого нет. Иначе косоглазый остался бы там, татары загуторили бы, и мы бы услыхали.

– Ты все чаешь тело Торопки найти, — сказал лежавший рядом Звяга. — Твоему Торопке еще смерть на роду не написана. Он нас переживет.

– Душа моя не спокойна, — ответил Савелий. — Всего меня крутит и днем и ночью. Я пойду вперед. Коли что увижу, крикну — тогда выручайте.