Батый

Правление Туракины продолжалось более трёх лет. Гуюк даже после возвращения домой не вмешивался в ход государственных дел. Что же касается передачи престола внуку Угедея Ширамуну, то об этом Туракина и стоявшие за ней эмиры не хотели и слышать, ссылаясь на то, что юноша ещё мал и «Гуюк-хан старше». Звучали голоса и в пользу второго сына Угедея Кудэна, которого будто бы прочил в преемники ещё Чингисхан (что едва ли могло соответствовать действительности). Кудэн, единственный из всего Угедеева семейства, был близок к Менгу и другим потомкам Тулуя, и можно думать, что именно они поддерживали его кандидатуру [36]. Но Кудэн был сильно болен, а потому о его избрании великим ханом всерьёз говорить не приходилось. Вопрос с избранием хана должен был решить курултай с участием всех представителей «Золотого рода» наследников Чингисхана. Но царевичи не спешили с приездом, а Туракина не торопила их, пользуясь всей полнотой власти и по своей воле смещая и назначая вельмож. «Так как во времена каана (Угедея. — А. К.) Туракина-хатун была сердита на некоторых и в душе ненавидела их, то теперь, когда она сделалась полновластной правительницей дел, она захотела воздать каждому по заслугам», — пишет Рашид ад-Дин. Туракина находилась под сильным влиянием своей мусульманской рабыни Фатимы, женщины «очень ловкой и способной», являвшейся «доверенным лицом и хранительницей тайн своей госпожи»; именно «по совету этой наперсницы Туракина-хатун смещала эмиров и вельмож государства, которые при каане были определены к большим делам, и на их место назначала людей невежественных». Первыми жертвами Фатимы стали всемогущий при Угедее великий визирь Чинкай, уйгур по происхождению и христианин по вере, и хорезмиец Махмуд Ялавач, которому великий хан поручил в управление Китай и Среднюю Азию. Оба, однако, сумели бежать и нашли убежище у Кудэна, который наотрез отказался выдать их матери. Место Ялавача занял «торговый человек» Абд-ар-Рахман, возвысившийся ещё при Угедее благодаря предложенному им откупу даней с Китая. Видя, что происходит, эмир Масуд-бек, сын Ялавача, бывший наместником великого хана в Туркестане и Мавераннахре (междуречье Амударьи и Сырдарьи), тоже «не счёл за благо оставаться в своей области» и бежал к Бату, на Волгу. Правитель Улуса Джучи охотно принял его. «Во время этого междуцарствия и этой смуты каждый отправлял во все стороны гонцов и рассылал от себя бераты и ассигновки (письма, или чеки, которые давали право на получение определённых сумм с целых областей или отдельных лиц. — А. К.), каждый искал сближения с одной из сторон и опирался на её покровительство любыми средствами», — пишет Рашид ад-Дин. Печальные последствия такого положения дел не замедлили сказаться: «В это время разруха проникла на окраины и в центральные части государства».

По мнению персидского историка, в этом отчасти была вина Батыя. После смерти Чагатая и Угедея он стал старшим в роду потомков Чингисхана, занял место аки. Однако его бездействие и некстати обострившиеся болезни — действительные или мнимые — не давали возможности собрать курултай и тем самым покончить с неопределённостью в государственных делах. «…Когда скончался Угедей-каан, Бату, вследствие преклонного возраста, почувствовал упадок сил, и когда его потребовали на курултай, то он под предлогом болезни уклонился от участия в нём, — пишет Рашид ад-Дин. — Так как он был старший из всех родичей, то из-за его отсутствия около трёх лет не выяснялось дело о звании каана» ². Подтверждают это и китайские источники. В жизнеописании Субедея из «Юань-ши» рассказывается о том, что на следующий год после смерти Угедея, когда планировался «большой сбор всех князей», Бату не захотел отправиться в путь, и престарелый Субедей вынужден был укорять его: «Великий князь во всём роду старший, как можно не отправиться?» ³По сведениям этого источника, в 1244 году имел место какой-то курултай на реке Идэр, притоке Селенги, в Монголии, но что это был за курултай и какие решения он принял, мы не знаем.