Батый. Полет на спине дракона

Горожане могли хотя бы сдаться, сохранив тем самым свои жизни, но вмешался епископ Макарий. Знал владыка, что Батыево воинство пёстрое и не только простые поганые в нём, а и тошнотворные еретики-несториане, кои ненавидят «народ православный» по указке Сатаны, коих, словами Писания глаголя, должно «изблевать из уст своих». И решил епископ, что уж если «вера, едино праведная» сохранена не будет, тогда лучше народу владимирскому «убиту быти, но спасену», нежели «плотью уцелеть, но душой пропасть». Захлёбываясь от важности миссии своей, епископ призывал жителей умереть, но «нехристям и еретикам» не сдаваться.

В ясном пожаре сгорели палаты Всеволода Великого, однако Успенский собор, а также другие жилища местного Бога джихангир не тронул — со временем со здешними мелькитами надо будет мириться. Того и гляди, ещё и опираться на них придётся против несториан. Куда ни ткни — враги сплошь, как густой ковыль в щедрый год. Разве что семья Тулуя, вот, кажется, и всё. Более никто из слуг Христа его не любит.

Из-за того, что город не сдался вовремя, пострадал он довольно сильно. Но всё-таки с Владимиром обошлись мягче, чем с Рязанью. Насытившись, кусаешь лениво. Стольный исполин не выгорел дотла (и от густоты строений каменных), народ же — какой добротным стенам поверил, а какой и разбежался, спасаясь. Было обычное трёхдневное разграбление, но священников — кроме Макария — Бату трогать не дал.

В Рязани спасались за стенами, здесь тоже. А почему? Свирепость там мало показали... Свирепость — великая сила, спасающая народ от беды.

Всё же Бату запретил швырять пленников в поминальные костры, не позволил и людоловам порезвиться — везти рабов было некуда, кормить нечем, а народа для хашара и без того хватало.

Пообещав этот город (потом, после всего) Ярославу, Бату должен был всё устроить хитро: чтобы Владимир упал в своём величии, но не исчез с лица земли. Супруга Георгия — безропотная княгиня Агриппина устроила себе и своим приближенным самосожжение в одной из церквей — больше из отчаяния и обиды на предавшего мужа.

Так или иначе, обещание Ярославу и ростовским князьям было выполнено честно, и теперь джихангир ожидал от них ответных шагов навстречу, и не просчитался.

Ярослав не привёл войска на Сить — не поддержал обречённого Георгия, выступившего против Бату. Ему только того и надо было.

Бату. Торжок, Козельск, Чернигов. 1238 год и далее

Дальше путь лежал на север, и опять злой дух голода не покидал его тумены всю зиму. Давно ли зорили Владимир, а припасы снова на исходе. Распустили хашар, потому как кормить нечем — всё равно нехватка. Стали обозы бросать — не помогло. Выход из положения был, но скользкий выход, неуютный.

Впереди маячил богатый Торжок, тяготел этот городок-амбар к Новгородской земле, а значит, не надо бы с ним задираться. Бату вздохнул, призадумался. Нет, не выкрутимся. Хочешь не хочешь, а крепостицу потрошить — иначе лошадей падёт множество.

Но при взятии укреплённого города недосчитаемся немало воинов, как быть?

Подъехали к городку с требованиями, почти просьбами, мягко стелили слова, но случилось худшее. В Торжке упёрлись. «Падают ваши кони, так не наши же? Мы вас не звали». Наглость объяснялась просто — ждали подмоги от новгородцев.

Уж какая тут подмога, глупые. В Новгороде ратными делами князь заправляет, но Ярослав — тайный союзник Бату, а сынок его — юный Искандер — во всём ладит с отцом и перечить ему не будет. Чтобы не бросить Торжок в беде, надо новгородцам князя сменить, нового найти, а на это времени немало уйдёт.

Бату знал, что не будет помощи Торжку, а открыться торжичанам не мог. До поры до времени его с князем договор в тайне держать надлежало. Боялся князь (и правильно делал ), что новгородцы, про его лукавство пронюхав, рассердятся и погонят вон с княжения. За вольности свои испугаются.

То, что в Угличе с успехом прошло, здесь не увязывалось. А ещё, как назло, меж своих зашуршала опасная клевета. Слухи о переговорах Бату с князьями Ярославом и Владимиром Угличским выскочили из мешка, породили подозрение в измене. Полетел в Каракорум донос: «Джихангир, превышая власть свою, якшается с покорёнными, задумывая восстать против Великого Хана Угэдэя». Хорошо, что посланца от стервятников перехватили (тайное поручение Делаевой сотне), а то неизвестно, чем бы всё кончилось.

Это стало последней каплей. Значит, хочешь не хочешь, а город нужно брать. Хотя бы для того, чтоб беду не накликать. Вздохнул Бату ещё раз и послал утомлённые тумены на город. После того как пущена первая стрела, все переговоры о сдаче прекращались.

У Торжка застряли на три недели. Не дождавшись подмоги, осаждённые в конце концов сдались. Была бы полная воля Бату — взял бы необходимое для броска на юг, на том бы и остановился. Но кроме его желаний и дальних расчётов реяла над нами, увы, неумолимая Яса.