Батый заплатит кровью!

— А коль татары на приступ пойдут, вы и тогда своих чад на стену не пустите? — молвил Терех стоящим в дозоре женщинам, закутанным в тёплые платки и накидки.

Матери уверяли Тереха, что коль дело дойдёт до сечи, то их сыновьям придётся проявить свою мужественность, а пока всё тихо, пусть они спят и сил набираются.

Слыша, как женщины, переговариваясь одна с другой в карауле, тешат себя чаяниями, что татары, быть может, постоят-помёрзнут под стенами Торжка и уберутся восвояси, Терех лишь горько усмехался в душе.

«Чтоб мунгалы отступили ни с чем от какого-либо града, никогда такого не бывало! — мрачно думал он. — Уж на что неприступны были Рязань, Коломна и Владимир, однако взяли их татары всего за несколько дней! И нас ждёт та же участь».

Вслух своими страхами и предчувствиями Терех ни с кем не делился, зная, что это мигом дойдёт до Якима Влунковича и до посадника Иванко, а те могут за это его сурово наказать.

Татары разбили свои становища на заснеженных лугах за рекой Тверцой, в поле между Борисоглебским монастырём и мощными валами Верхнего града и вдоль русла ручья Здоровца, впадающего в Тверцу. Таким образом, Батыева орда окружила Торжок с трёх сторон. Едва поставив свои юрты и загнав в сооружённые из жердей загоны скот и вьючных животных, татары принялись свозить из окрестных лесов свеженарубленные длинные толстые колья. Пленные русичи под присмотром конных татар сооружали частокол, обнося им Торжок с южной и западной сторон.

— Зачем нехристи это делают? — недоумевали торжковские воеводы.

Яким Влункович обратился за разъяснением к Тереху, зная, что тот побывал в плену у татар и неплохо изучил их военную тактику.

— Мунгалы ставят частокол вокруг осаждаемого града, дабы никто из осаждённых не смог ускользнуть и чтобы к ним никто не смог прорваться на помощь, — пояснил Терех тысяцкому.

Трудясь не покладая рук, пленные русичи в течение одного дня обнесли Торжок частоколом со всех сторон. Если кто-то из пленников падал от изнеможения или не мог работать из-за обморожения рук, тех татары рубили саблями, оставляя мёртвые тела этих несчастных лежать на снегу.

Закончив сооружение частокола вокруг Торжка, татары принялись мастерить огромные осадные машины из брёвен и толстых брусьев, перестук топоров и визг пил далеко разносился по округе. Новоторы, наблюдая со стен и башен за действиями татар, видели, что большие диковинные камнемёты растут на глазах во всех вражеских становищах. Это означало, что татары собираются вести обстрел города камнями сразу с трёх сторон.

В разгар этих приготовлений к Нижним воротам Торжка подъехали три татарских наездника, они были без оружия и размахивали руками, давая понять, что прибыли для переговоров. Один из татар неплохо говорил по-русски, двое других что-то выкрикивали на языке половцев. Посадник Иванко запретил открывать ворота, поэтому Яким Влункович и боярин Глеб Борисович переговаривались с татарскими послами, стоя на забороле стены и протиснувшись в узкие проёмы бойниц.

После этих переговоров посадник Иванко и Яким Влункович собрали воевод на совет. Из всех десятников на это совещание был приглашён лишь Терех как знаток татар.

— Татарские посланцы поведали, что к Торжку подошёл сам Батыга со своей лучшей ратью, — промолвил Яким Влункович. — Батыга предлагает нам сдаться на его милость и даёт нам время на раздумье до следующего утра. Как только со стороны татар будет выпущена в нашу сторону первая стрела, то всякие переговоры будут уже невозможны. Таков у нехристей обычай. Иными словами, братья, коль мы не сдадимся завтра утром, то всех укрывшихся в Торжке русичей ждёт гибель от татарских стрел и сабель. Батыга не пощадит никого!

Совет проходил в тереме посадника, в просторной трапезной, озарённой жёлтым светом масляных светильников, так как за небольшими квадратными окнами, покрытыми морозными узорами, уже сгустились вечерние сумерки.

Посадник Иванко предложил всем присутствующим проголосовать и высказать своё «за» или «против» на предложение Батыя о сдаче. Воеводы и сотники в большинстве своём изъявили желание биться с татарами насмерть.

Тиун Гудимир, проголосовавший за сдачу, взял слово.

— Братья, теперь, когда мы воочию узрели многочисленность Батыевой орды, нам нужно не упорствовать, а поступать разумно, — заговорил он. — На помощь из Новгорода нам рассчитывать не приходится, суздальские князья разбиты Батыем. Какого рожна нам хоробрствовать в одиночку, а? Татар тьма-тьмущая, а у нас в войске меньше тысячи человек. Не выстоять нам против нехристей, это же яснее ясного! Надо откупиться от Батыги, сложить оружие ради спасения наших жён и детей. Послушайте меня, други. Я дело говорю!

— Сядь, Гудимир, — сказал посадник Иванко, пригладив свои тёмно-русые усы. — Ты своё мнение высказал. Однако большинством голосов принято решение не сдаваться Батыю. Я предлагаю, не дожидаясь рассвета, выйти на вылазку и приласкать нехристей топорами и рогатинами. Уверен, татары не ожидают от нас такой прыти. Вот мы и покажем мунгалам кузькину мать!