Батый

Так выбор был сделан — пока что одним Бату. Очевидно, избрание Менгу было результатом его договорённости с Соркуктани-беги. Теперь предстояло реализовать эту договорённость на практике, преодолевая сопротивление противной им партии. «Передача каанства дому Тулуй-хана» стала возможной лишь «благодаря способностям и проницательности Соркуктани-беги и помощи и содействию Бату, вследствие дружбы с ним», — пишет по этому поводу Рашид ад-Дин. Но ещё более важную роль в избрании Менгу сыграло то обстоятельство, что и он, и Бату пользовались уважением и поддержкой со стороны крупных военачальников — тысячников и темников. Мы уже говорили, что Бату умел находить общий язык с полководцами, прошедшими вместе с ним школу Западного похода, и всегда отдавал должное их военным и иным дарованиям. В нужный момент они оказались на его стороне.

Между тем Бату как старший среди царевичей и сам мог претендовать на место деда и дяди. Более того, его имя сразу же прозвучало как имя наиболее вероятного претендента на престол. «Когда Гуюк переселился из мира сего, — рассказывает ал-Джузджани, — то все старейшины войска монгольского обратились к Бату с таким предложением: “Тебе следует быть царём нашим, так как из рода Чингисхана нет никого старше тебя; престол и корона и владычество прежде всего твои”»⁴⁵. Однако Бату отказался от этого предложения. Почему? Объяснений на этот счёт может быть несколько⁴⁶. Прежде всего, попытка Бату закрепить престол за своим домом — домом Джучи — могла осложнить его отношения с Соркуктани-беги и её сыновьями — а это для Бату было крайне невыгодно. Возможно, Бату опасался и того, что в начавшемся споре за власть сыновья Угедея и Чагатая припомнят ему «меркитское» происхождение его отца Джучи. Когда-то именно из-за этого Джучи не был объявлен наследником своего отца. С тех пор прошло много лет, но история с «нечаянным» рождением первенца

Чингисхана конечно же не была забыта. Тем более должны были помнить о ней сыновья Туракины-хатун: меркитка родом, Туракина приходилась внучкой тому самому Тохтоа-беки, главе рода меркитов, который завладел женой Чингисхана Борте; наверное, она многое могла рассказать своим детям и внукам о пребывании Борте-учжины в меркитском плену. Для Бату же эта тема была особенно чувствительной.

Но имелась ещё одна, возможно главная, причина нежелания Бату занять ханский престол. Совершив путешествие из волжских степей Дешт-и-Кипчак в Восточный Туркестан, он мог лишний раз убедиться в преимуществах доставшегося ему улуса над коренным юртом его предков. Ал-Джузджани так рассказывает об этом. Когда Бату предложили стать ханом, он отвечал: «Мне и брату моему Берке (его как мусульманина Джузджани выделяет особо. — А. К.) принадлежит уже в этом крае (Дешт-и-Кипчак. — А. К.) столько государств и владений, что распоряжаться им, да вместе с тем управлять областями Китая, Туркестана и Ирана невозможно…» Известие это явно тенденциозное, но в нём есть несомненное зерно истины. Бату умел реально оценивать свои силы и понимал подлинную ценность того, чем обладал. Вспомним слова того же ал-Джузджани, сказанные о его отце Джучи: когда тот «увидел воду и воздух Кипчакской земли… он нашёл, что во всём мире не может быть земли приятнее этой, воздуха лучше этого, воды слаще этой, лугов и пастбищ обширнее этих». Так думали многие монголы, пришедшие в Кипчакские степи и на берега Волги; так с завистью думали и многие из тех, кто остался в Монголии. И к самому Бату слова эти могут быть отнесены в гораздо большей степени, нежели к его отцу, так и не успевшему насладиться всей прелестью Кипчакского края. В истории с отказом от ханства, как и в истории с завершением Западного похода, Бату проявил себя прежде всего как реалистически мыслящий политик, стремящийся не к показному величию, не к некой абстрактной, но растекающейся в безграничном пространстве власти «повелителя Вселенной», а к сохранению и приумножению того, чем он обладал в настоящем. Тем более что одним из главных условий его поддержки Менгу было признание последним его безусловного старейшинства. Отказываясь принять власть над империей монголов, Бату (в изложении всё того же ал-Джузджани) продолжал так: «…Дядя наш Тулуй, младший сын Чингисхана, умер в молодости и не воспользовался царством, так отдадим царство сыну его и посадим на престол царский старшего сына его Менгу-хана. Так как на престол посажу его я, Бату, то на самом деле владыкою буду я». Так и случится: недаром современники и позднейшие историки будут говорить о фактическом соправительстве двух старших внуков Чингисхана. Это соправительство продолжится до самой смерти Бату, и Менгу — очевидно, выполняя условия соглашения с ним, — будет оказывать правителю Улуса Джучи все подобающие почести.