Баудолино

«Что же все-таки делать, — недоумевал Баудолино. — Кидаться в гущу этих оглашенных и послушать, что они выкрикивают, а то никак не разберу, кто свой, кто чужой? Но пока я буду разбирать, не прикончат ли они меня?»

Так он мешкал, покуда не наскакал на него очередной конник. Это был знакомый министериал. Разглядев, кто перед ним стоит, он воскликнул: — Баудолино, мы потеряли императора!

— Как это потеряли, исусгосподь?

— Его видели в бою. Он отбивался как лев. На него наседала ватага пеших, и они теснили его коня в лесок, потом все исчезли за деревьями. Мы отправились в лесок, но там уже никого не было. Наверное, он попытался бежать в каком-то направлении, однако точно не возвратился туда, где находился цвет нашего рыцарства…

— А где находится цвет нашего рыцарства?

— Ах, вот оно-то и беда, что не только император не вернулся к цвету нашего рыцарства, но и цвета нашего рыцарства больше нет. Это была такая бойня… Растрепроклятый день. Вначале Фридрих со своею конницей понесся на врагов, видя перед собой одних пеших, столпившихся у этого катафалка. Но пешие сильно отбивались, потом внезапно откуда не поймешь вылетела кавалерия ломбардцев, и наших приняли прямо в клещи.

— И, значит, вы потеряли святого римского императора?! И ты об этом так мне просто говоришь, господа в матушку!

— А ты, сдается мне, только что пожаловал сюда и не представляешь, как нам тут всем досталось! Кто-то видел даже, что император упал, что его тащил конь, потому что нога зацепилась в стремени!

— Что же делают наши теперь?

— Удирают. Оборотись-ка на речку. Видишь, прячутся за деревьями, лезут в воду. Разнеслось уже известие, что убит император Фридрих. Каждый надеется, что ему повезет добраться до Павии.

— О подонки! И никто не разыскивает господина нашего?

— Опускается темнота. Даже те, кто еще сражался, кончают битву. Как тут можно найти тело в этой катавасии? И откуда начинать?

— О подонки, — повторил опять Баудолино. Он не был военным, но он не был и трусом. Двинул лошадь и понесся, помавая мечом, туда, где валялось на земле больше всего трупов, выкрикивая в голос имя приемного родителя. Искать на этой равнине мертвеца, в кучах других мертвецов, умоляя криком мертвеца откликнуться, — было дело настолько гиблое, что последние отряды ломбардской армии, обнаруживая его, пропускали не останавливая, думая, вероятно, что это из рая какой-то святой выбежал сортировать мертвых. Они даже его радостно приветствовали.

Там, где схватка, судя по положению тел, была самой жестокой, Баудолино стал копаться в телах, лежавших лицами вниз, и надеясь и страшась опознать в брезжившем сумерковом свете одного из покойников — дорогого отца и господина. Он рыдал. Он блуждал, не разбирая дороги, пересмотрел все тела, покинул лес и наткнулся на украшенную телегу, она медленно волочилась по полю, усеянному мертвецами. — Вы не видели императора? — задал он через слезы вопрос, лишенный и смысла и осторожности. Там сидевшие заржали и ответили: — А как же, он лежал вон в тех кусточках и драл твою мамашу! — Один вдобавок издевательски подал звук в дудку, чтобы она произвела неприличный треск.

Цена их сообщению была понятна. Но Баудолино пошел в те кусты. Там на земле возвышалась еще одна куча трупов. Три ничком, самый нижний навзничь. Он откинул те, что ничком, и под ними увидел с красной бородой, красной от крови, императора Фридриха. Он мгновенно догадался, что тот жив, потому что из приоткрытого рта неслось легкое хрипение. Верхняя губа рассечена, из нее вытекала кровь. Широкая царапина на лбу, доходившая до левого глаза, но не задевавшая его. Руки до сих пор сжимали два кинжала. На самом пределе потери чувств Фридрих умудрился заколоть всех троих ничтожеств, которые налетели на него, чтоб его прикончить.

Баудолино, сунув руку ему под голову, обтер кровь и окликнул его, на что Фридрих открыл глаза и спросил, где находится. Баудолино ощупывал императора, чтобы понять, нет ли других ран. От прикосновения к ступне тот взвизгнул от боли; верно, значит, сказали, что конь тащил его по земле, вывихивая застрявшую в стремени лодыжку. Продолжая говорить, рассказывать Фридриху, где он находится и что с ним, Баудолино поставил его на ноги. Наконец-то тот узнал его и обнял Баудолино.

— Господин и родитель мой, — говорил Баудолино. — Ты теперь полезай на мою лошадь и старайся не напрягать силы. Нужно будет проявить осторожность. Хотя ночь уже наступила, но повсюду караульщики Лиги. Наша единственная надежда, что и они разбредутся по пьянкам, обмывать победу, поелику, надеюсь, ты не обидишься, если я скажу, что победа осталась за ними. Но отдельные ломбардцы вполне могут бродить и тут, например, обирая убитых… Мы будем двигаться лесами и оврагами, обходя стороной дороги. Так до самой Павии, куда твои вояки, полагаю, уже все добежали. Подремли в седле, я посторожу, чтобы ты не свалился.

— А ты сам не уснешь на ходу? — пошутил Фридрих с перекошенной челюстью. И потом сказал: — Смеяться очень больно.

— Вижу, что тебе и правда лучше, — ответил Баудолино.