Баваклава

Юрий Яковлев БАВАКЛАВА

Рассказ

Юрий Яковлевич Яковлев

(1922–1995)

От автора

Для чего я пишу книги, рассказываю ребятам интересные истории, знакомлю их с разными людьми?

Чтобы развлечь их? Чтобы помочь им интересно провести время?

Нет!

У моих книг другая задача — помочь ребятам жить.

Я хочу, чтобы и эта книжка стала твоим другом, помощником. Научила тебя думать не только о себе, чувствовать не только свою боль, но и боль тех, кто рядом с тобой. Любить не только себя!

Только не подумай, что книга — последняя страничка учебника, где есть ответы на все задачи. Книга не даст тебе готовый ответ, но она поможет самому решить задачи, которые задаёт тебе жизнь.

Эта книга — про мальчика и его бабушку, которую он скороговоркой называл «Баваклава». И если у тебя есть бабушка, то она наверняка чем-то похожа на Баваклаву. Прочти эту книгу, и, может быть, ты станешь немного иначе относиться к своей бабушке да и к другим людям, которые живут рядом с тобой. И сможешь больше уважать себя.

Юрий Яковлев

Баваклава

Юный Шаров сидел в кресле, вытянув ноги в серых брюках с пузырями на коленях. Он вобрал голову в плечи, подбородком же упёрся в грудь. Рыжеватые, давно не стриженные волосы налезали на глаза, рот был полуоткрыт, уши горели. Руками он вцепился в подлокотники кресла, да так сильно, что кончики пальцев побелели. Глядя на него, можно было подумать, что кто-то жёстко отсчитывает: «Пять, четыре, три…» — и когда произнесёт «один», раздастся грохот и кресло вместе с мальчиком взлетит ввысь, оставляя в небе огненный след.

На самом деле никакой полёт не предстоял — мальчик сидел перед телевизором и смотрел хоккей. Как все неповоротливые, мешковатые люди, он любил наблюдать за ловкостью и проворством других. И хотя в мире не существует переселения душ, душа юного Шарова покинула полное, облечённое в поношенную школьную форму тело и перенеслась в могучий торс нападающего «Крылышек». Ах, юный Шаров, никто не знал, что здесь, в кресле, осталась только твоя оболочка в брюках с пузырями на коленках. Сам же ты перенёсся в таинственное зазеркалье телевизора и летишь, звеня коньками, по льду. Шайба приросла к клюшке. Обошёл одного игрока, второго. Сделал обманное движение. Защитник кинулся тебе под ноги — напрасно! Резкий рывок в сторону — и ты один на один с вратарём. Сердце похолодело от радостного напряжения. Вратарь замер в воротах, как огромный краб с поднятыми клешнями. Мгновение — в это мгновение юный Шаров вообще перестал дышать — и удар! Не очень сильный, даже лёгкий, но коварный: вратарь кинулся влево, шайба, кружась волчком, вкатилась в правый незащищённый угол ворот.

— Ура! — уже не на ледяном поле, а дома закричал юный Шаров и с треском отодвинул кресло.

Дверь отворилась. Отец, бледный, осунувшийся, глухим голосом сказал:

— Имей совесть!

И, не дожидаясь ответа, затворил дверь.

Юный Шаров нехотя вернулся из зазеркалья в комнату. Что-то пробормотал отцу, вернее, уже закрытой двери. И принялся жевать бутерброд с колбасой, отчего его губы сразу заблестели. Невнятная тревога портила хорошее расположение духа, как гвоздь в башмаке или соринка, угодившая в глаз. На ледяном поле продолжалась спортивная баталия. Но хоккей поблёк, утратил свою привлекательность. Словно сбилась настройка и на экране всё происходит не в фокусе. Мальчик подошёл к телевизору, вяло повернул выключатель. Раздался слабый щелчок, и всё исчезло, погасло. Юный Шаров вспомнил, что умерла бабушка. Лежит рядом в комнате на узком старомодном диване с зелёными кисточками. Она рядом, и вместе с тем её уже нет, она где-то далеко. И от этой дали на сердце возникает гнетущая тяжесть.

Когда он вернулся из школы, пришлось долго звонить — никто не открывал. Что она, уснула? Он здорово рассердился на бабушку и уже готовился высказать ей своё недовольство, но дверь открыл отец.

— Почему ты трезвонишь? — тихо, но с укором произнёс отец.

— Где Баваклава?

С раннего детства он привык так называть бабушку Клаву. Вместо «баба» — «бава» и в одно слово.

— Нет её, — отвернувшись, сказал отец.

— Ушла?

Отец ничего не ответил, зашагал прочь. А юный Шаров остался стоять посреди прихожей в шапке-ушанке, съехавшей набок, в расстёгнутом пальто. Ему казалось странным и то, что не Баваклава открыла дверь, и то, что отец какой-то растерянный, безразличный… Может быть, заболел и послал Баваклаву за лекарством?

Мальчик швырнул портфель в угол и начал стаскивать за рукав мокрое, тяжёлое пальто. После уроков была возня, а он, неповоротливый и толстый, «жирный — поезд пассажирный», как всегда, споткнулся и оказался в снегу.

Юный Шаров поднялся на носочки и, сопя, повесил пальто на крючок. Потом сорвал с головы шапку, забросил её на полку и принялся расшнуровывать ботинки. Шнурки обледенели и были жёсткими, а мокрые ботинки уже успели оставить на паркете две овальные лужицы.