Базалетский бой

Довольный результатами разведки, Зураб вскочил на подведенного оруженосцем коня. И все же где-то в глубине его души жила тревога: «А что, если… Прочь, сатана! Не устрашай!» Зураб резко повернул к Душети. Важный пункт, входящий в его владения, теперь стал средоточием дружин владетельных князей. «Все ли придут? Конечно, все! Слишком далеко зашли, чтобы двигаться вспять». Сопровождаемый свитой и охраной, Зураб пересекал обширные стоянки, тонущие в гуле. То тут, то там у коновязей нетерпеливо били копытами откормленные кони, а из теплых домов вырывались веселые песни. Запах бараньего сала смешивался с запахом чеснока. Ярко пылали костры возле сторожевых постов.

Над княжеским дворцом развевалось знамя Эристави Арагвских: черная медвежья лапа, сжимающая золотой меч. Подчеркивая величие своего господина, четыре рослых арагвинца застыли у входа с вскинутыми шашками. Окованные железом дубовые ворота открылись под удары ананурских тулумбасов. Зураб въехал во двор, полный оруженосцев и телохранителей в хевсурских рубашках, расшитых крестиками, военачальников различных степеней и многочисленной челяди. Облизнув свои жесткие губы, словно ощущая власть как пряную сладость, Зураб лишь на миг задержался на пороге дарбази, острым взглядом окинув прибывших князей. Десятки лет они – Палавандишвили, Орбелиани, Джавахишвили, Амилахвари, Церетели, Эмирэджиби – соперничали с ним, владетелем Арагви. Они завидовали ему и ненавидели его, но не презирали, ибо большая ненависть исключает мелкое презрение. Сейчас время Зураба Эристави – только ему дано сломить Георгия Саакадзе, только для него, арагвского владетеля, двинул царь Теймураз кахетинские войска. Пусть на незримом списке его деяний краснеет вместо чернил кровь царя Симона, – он победил, значит, прав!

И владетели, забыв свое возмущение в замке Схвилос-цихе, теперь, скрывая свою зависть и зародившийся страх перед неразборчивым в средствах арагвским шакалом, не скупились на выражения признательности Зурабу за его неуклонное решение: «На этот раз с помощью всех чертей ущелий и ангелов вершин покончить с Георгием Саакадзе!».

Начался военный совет. Зураб подчеркнул, что предстоящий бой – бой решающий. Успех обеспечен, как никогда, ибо царь Теймураз не колеблется, подобно Луарсабу, он всецело с князьями.

– Довольно! – рявкнул Зураб. – Четверть века летят искры от меча Ностевца, поджигая устои палаты княжеской власти. Нет, от времен зари исторической до дней царя Теймураза владыки гор и долин Грузии – князья! Знайте, и впредь мы будем стоять твердо на фамильных своих местах! – Зураб изогнулся, словно готовясь к прыжку. – Крепко запомните, князья: Ностевца если не пленить, то непременно надо убить!

Дружным стуком мечей по каменному полу князья поддержали Зураба. И Джавахишвили, протянув свою неимоверно длинную руку Зурабу, торжественно изрек:

– Пусть время Георгия Саакадзе воспримется как тяжелый сон царя, князей, а заодно и азнауров!

Царь Теймураз колебался: «Пойти на помощь подданному, хотя бы и зятю, или, сохраняя величие „богоравного“, с трона взирать на сражающихся?» Он стоял на балкончике квадратной башни Метехского замка и сумрачно следил за черными тучами, навалившимися на котловину. Знамя Багратиони то исчезало в них, то снова появлялось, как бы напоминая царю об опасности, вновь возникшей для династии.

Силясь сохранить бесстрастие, Джандиери с беспокойством следил за царем: «Возможен ли роковой шаг над огнедышащей бездной?» Князь через плечо Теймураза взглянул вниз, где били копытами горячие кони и чапары в бурках нетерпеливо ожидали свитков с царской печатью, чтобы устремиться к стоянкам кахетинских войск и с ними – в Душети, к князю Зурабу Эристави. От одного движения руки Теймураза зависело, станут эти всадники вестниками жизни или смерти.

И царь Теймураз Багратиони медлил, нервно проводил пальцами по перстню-печатке, на котором в хризолите был вырезан крест и вокруг вилась надпись: «Милостию божией царь грузин Теймураз». Он размышлял: «А вдруг дерзкий Ностевец действительно непобедим? Не разумнее было бы любыми средствами обратить его в верного слугу трона? Не опасно ли возвеличивать Зураба Эристави за счет Георгия Моурави?».

Теймураз до боли прикусил губу. «Нет, не следует предаваться сомнению! Настало время не слова, а оружия. Под скрежет клинков легче исполнить заветное желание: избавиться от строптивого „барса“, которого уже сам султан величает картлийским владетелем Моурав-беком и ставит наравне с кахетинским Теймураз-беком. Но пока жив хоть один Багратиони, – Теймураз сверкнув красноватыми белками, гневно сорвал с пальца перстень-печатку, он больше не колебался, – фамилия Саакадзе не возвысится до „богоравной“ династии! Для этого стоит нарушить традицию, не допускающую царя снисходить до личной помощи подданным в их междоусобной борьбе. Кто из князей посмеет осудить? Все ждут избавления и…».

Царь взял с мраморной доски пергаментные свитки и скрепил их печатью. Джандиери вздрогнул.