Баженов

Этот большой многотомный труд должен был содержать проекты осуществленных, а также неосуществленных строений с критическим разбором каждого.

В связи с намечавшимся изданием Академии предоставлялось право требовать от всех учреждений необходимые материалы.

В первом томе Академия, повидимому, намечала выпуск проектов самого Баженова, потому что немедленно затребовала из Москвы все его чертежи. Вскоре после этого Казаков пересылает в Академию тридцать четыре чертежа Баженова по постройке Царицынского дворца.

Начинания Баженова в области архитектурного и художественного образования рисуют его как передового энтузиаста русского искусства, всю жизнь стремившегося поднять культуру современного ему общества распространением художественных знаний и мастерства.

Если бы это издание было осуществлено, то, как пишет историк искусства И. Грабарь, «нам сейчас незачем было бы писать историю русского зодчества XVIII столетия, ибо все сведения могли бы быть почерпнуты из этого колоссального увража, который сохранил бы нам к тому же не одну сотню безвозвратно погибших ныне архитектурных строений».

***

Баженов достиг вершины того положения, о котором мечтал в юности, направляясь с радостными надеждами в Париж. Но тогда была молодость, были силы. Теперь их нет.

«…По причине мозговой в голове моей болезни, — писал в своем завещании В. И. Баженов [3],— которую я начал чувствовать уже давно и по многим трудам и печалям мира сего, приступила болезнь, называемая водяная, — это предвещатель должного в коротком времени быть разрушения тела моего, хотя же оная болезнь может еще стараниями человеческими быть пресечена, но лета же мои удручили весь состав костей и тела моего, что есть несомненное доказательство, что мне должно готовиться предстать на суд господень»…

Он видел за собою развалины, под которыми дотлевали его лучшие творческие замыслы: кремлевские, царицынские дворцы.

Новая большая работа, как всегда, захватила Баженова. Но внезапно его охватывала беспричинная тоска, настроение падало, и гнетущие мысли делали бессильной руку, державшую циркуль или карандаш. Уже не помогало и вино. Он ощущал давящую тяжесть в левой половине груди. Ему казалось, что горячий петербургский июль выпил весь воздух и дышать нечем. Вздувались на лбу вены, туман застилал окружающий мир, а дробь барабанов на плацу отдавалась в висках тупой болью.

2 августа 1799 года, после хлопотливых разговоров в Академии, свет померк в глазах художника. Какая-то сила, страшная и беспощадная, тисками сдавила сердце, и не выдохнутый воздух застрял в горле.

Это пришла смерть.

НАСЛЕДНИКИ

Баженова хоронили в усадьбе Глазово. По обоим скатам косогора расползлось большое село Глазово, с сотней дворов и потемневшей старинной церковью. За погостом начинались обширные луга и пашни, меж холмами, в зарослях протекала речка…

«Погребение, — завещал В. И. Баженов, — сделайте мне простое, то есть без всякой лишней церемонии, с трезвым священником одним и простом виде и где бог приведет и весьма желаю быть положенным в Глазове».

Голубой дым ладана таял под кружевными ветками берез, птичий гомон вплетался в печальные слова похоронного обряда. Аграфена Лукинична опиралась на руку старшего сына — молодого офицера; рядом стоял ссутулившийся, поседевший Федор Каржавин, под старость вернувшийся из скитаний по странам Старого и Нового Света. Поодаль стояли крепостные — недавно подаренные Баженову крестьяне.

Вдова потом разъяснила крестьянам, что покойный Василий Иванович оставил завещание, в котором наставлял своих наследников:

«…Всячески старайтесь, чтобы крестьян излишне не отягощать работами ниже какими-либо поборами незаконными, а иметь их наилучше… всегда помните, что они наши братья, наши дети и мы ни за что столь не оскорбляем господа нашего, как за излишние поборы с душ подчиненных, особливо аще будем труды их расточать безрассудно»…

Мужики кланялись в пояс и хором говорили:

— Не оставь же нас, матушка-барыня, своими милостями…

Из собственного тяжелого опыта крестьяне знали, что господская ласка дальше слов нейдет. К тому же — кто сможет наблюдать за заветом того, над прахом которого уже вырос песчаный холм?

Кроме того, Баженов завещал детям: «сами не стройтесь, ибо совершенно от строений разоритесь»… Какой горькой иронией и как трагично звучит этот совет в устах великого зодчего, которому каждое новое строение причиняло глубокое страдание.

Для петербургского общества, и даже для самой Академии художеств, смерть Баженова прошла незамеченной. Неслучайно искусствовед Курбатов передал молву, что ходили слухи об отравлении Баженова лицами из дворцовых кругов, опасавшихся сильного влияния архитектора на Павла…

Баженова постарались тотчас же забыть. Ни на собраниях, ни в публикациях Академия ничем не откликнулась на смерть своего вице-президента.

Только однажды, когда Федор Каржавин явился с доверенностью вдовы Баженова получить в Академии жалованье, этот факт был отмечен в протоколе.