Базилика

Видаль был из воинов-инков, по чистой случайности воспитанный в миссии британских священников в Андах. Потом в Кембридже он занялся археологией и, пройдя курс обучения совершенно иного свойства в самой серьезной семинарии Великобритании, был рукоположен в священники. Я был рад, что мы говорили по-итальянски.

Видаль работал в том же монашеском братстве, что и Карузо, и жили они в одном и том же доме вместе примерно с двумя десятками других священников. В тот день мы обнаружили его не где-нибудь, а в недрах церкви Сан-Клементе, одного из самых легендарных храмов в Риме, расположенного на трех уровнях чуда, где набожные римляне молились — то одному богу, то другому — на протяжении двух тысячелетий. Когда-то гладиаторы совершали здесь жертвоприношения, перед тем как перейти дорогу и убить друг друга в Колизее.

Сан-Клементе была ренессансной церковью, которой руководили священники-доминиканцы из Ирландии. Ниже располагались руины храма четвертого века, на которых эта церковь и была построена, а в подвале находился алтарь Митры, бога-быка, которому поклонялись преимущественно римские командиры и их легионеры. Однако археолог Видаль со всеми своими ситами, метелками и кисточками работал гораздо ниже уровня пола древнего алтаря, так что, возможно, поэтому историю и пишут до сих пор.

Хотя в церковь нас привела не археология, а убийство, Галли был воплощением елейной смеси сочувствия и профессионализма.

— Мы понимаем, как сильно огорчила вас смерть монсеньора Карузо, и мы, в свою очередь, так же сильно хотим узнать, как он умер. Прошу вас, святой отец, не могли ли бы вы сказать, когда видели Карузо в последний раз?

— Мы ужинали вместе в доме, где проживаем, вечером накануне его падения. Как и всегда, там было много священников.

— Вам не показалось, что он чем-то расстроен?

— Этого я не заметил. Он не особенно много ел, но Лука все время беспокоился о своем весе.

Видаль печально улыбнулся.

— Насколько я понимаю, в Ватикане вы работали в одном департаменте?

Галли был гладким словно шелк.

— Да, перед уходом с работы мы обычно выпивали по чашке кофе и расходились по своим делам.

Ничего удивительного. Все ватиканские чиновники, следуя лучшей средневековой традиции, каждое утро начинают работу в восемь и прекращают ровно в два часа дня.

— У вас были доверительные отношения, я имею в виду вас и монсеньора Карузо?

— Мы были коллегами. Но с профессиональной точки зрения нас интересовали разные вещи.

— Например? — вставил я.

Он посмотрел на меня так, будто только что заметил.

— Лука занимался исследованиями и анализировал социальные стратегии церковной деятельности. Моя же работа имеет скорее историческое содержание.

— Но в том, что касается идей, вы были очень близки, — предположил я.

— Думаю, мы видели церковь и ее проблемы в одном ракурсе, если вы это имеете в виду, — ответил он.

— У вас есть предположения, почему он поднялся на купол в ту ночь? — терпеливо продолжал Галли.

Видаль ответил безучастно:

— Молиться. Я полагаю, он отправился туда помолиться и подумать.

— Вы когда-нибудь приходили в базилику среди ночи — в ту ее часть, которую называют «Легионом тьмы»?

Видаль улыбнулся.

— Это шутливое название, как вам известно. Да, я приходил туда один или два раза. Там очень спокойно. Но я никогда не поднимался на купол, и нет, той ночью меня в базилике не было. Я крепко спал.

Он действовал мне на нервы.

— Не было ли случайно у Карузо друга, с которым он вместе молился, и не могли ли они вдвоем подняться на купол?

Ладно, я не так искусен, как Галли, но еще прежде чем я почувствовал его ладонь на своей руке, я понял, что надо было придумать какой-нибудь более хитрый способ, чтобы задать вопрос, в действительности представлявший большую проблему.

Видаль остался безучастным. Он пожал плечами и смял окурок о древнюю каменную стену. Выпотрошив окурок, он положил бумажку в карман.

— Прошу меня простить, но я должен вернуться к работе.

— Святой отец, пожалуйста… — начал Галли.

Я перебил его. Как говорится, взялся за гуж, не говори, что не дюж.

— Он поднялся на купол с женщиной, да? И не в первый раз. Он часто поднимался на купол с женщинами по ночам, чтобы их никто не мог потревожить. Они молились, а иногда вместе обретали Бога другими, невиданными доселе способами. Может, купол отверг их?

Взгляд Видаля горел огнем.

— Он ходил туда молиться. Он был там один.

— Но только не в ту ночь, когда его убили, — давил я.

Видаль посмотрел на меня так, словно я произнес непристойность, но ничего не ответил.

— Как давно он туда ходил? — спросил Галли.

— Последние несколько месяцев он ходил туда довольно часто, его что-то беспокоило. Он просыпался задолго до рассвета и отправлялся на купол. Он говорил, что там так хорошо молиться и размышлять.

— Вы не знаете, о чем он тревожился? Что его беспокоило? Это был кто-то или что-то?

— Что-то… я точно не знаю.

Я надавил бы на него еще. Может, даже расплющил бы о стену и слегка выпотрошил этого священнослужителя. Но когда Видаль прыгнул обратно в свою яму, Галли потащил меня прочь из церкви.