Базилика

— Я всего лишь простой монах, но думаю, наверное, папа решил, что пора отделить миф от современной церкви. Избавиться от святых, которые частенько являются только мифологическими фигурами. Многие из них были уступкой многобожию со стороны ранних христиан: необходимость того времени обернулась хаосом в наши дни. То же происходит сейчас и в Африке. Вообще-то я на стороне тех, кто выступает за святых, и считаю, что они приносят больше пользы, чем вреда.

— Весьма глубокое и серьезное рассуждение, отец Лютер.

— Я только простой монах, брат Пол.

Вдруг на площади в том месте, где протестующие под транспарантом «Традиции надо уважать» столкнулись с какими-то контрдемонстрантами, поднялась суматоха. Епископ с крючковатым носом жестикулировал, потрясая в воздухе кулаком. Казалось, что он требует от демонстрантов решительных действий. Церковь остерегается прелатов-политиков, но Крючконосый занимал такую же нейтральную позицию, как автомат «Узи».

Мы наблюдали, как шеренга полицейских бросилась врукопашную, и с минуту мне казалось, что им понадобится подкрепление, но толпа была вполне безобидной. В самый разгар беспорядков на четвертом этаже Апостольского дворца распахнулось выходившее на площадь и украшенное флагами окно, и в нем появилась высокая фигура в белых одеждах.

Большая часть толпы внизу видела вместо Треди лишь яркое белое пятно, но и этого оказалось достаточно. Паломники принялись громко аплодировать и размахивать транспарантами.

Папа был крупным мужчиной, разменявшим пятый десяток. У него было широкое лицо с перекрестьем из небольших шрамов над глазами. В зависимости от ракурса шрамы придавали ему довольно свирепый вид. И действительно, папа был человеком, привыкшим добиваться своего. У Треди были черные глаза, безраздельно властвовавшие на лице и подчинявшие себе всех, с кем он сталкивался. Глаза были его самой сильной чертой, не считая непоколебимой воли.

У всех пап властная наружность, но Треди обладал еще и добродушным обаянием, способным, казалось, уладить любые разногласия.

— Благослови Господь всех святых и всех людей Господа, — произнес папа в тонкий, как карандаш, микрофон.

К тому моменту Треди закончил чтение короткой молитвы «Ангелус»,[5] и даже рассерженный епископ был, похоже, удовлетворен и удалился вместе с остатками протестующей группы в поисках воскресного ленча.

Я тоже ушел, поскольку в тот день не чувствовал никакой угрозы, кроме как от собственных воспоминаний.

Какое мне до всего этого дело?

Главная причина, по которой я появился в Ватикане, заключалась в том, что я должен был всегда оставаться начеку на случай опасностей на той ухабистой дорожке, что привела Треди из Америки в собор Святого Петра. Какую-то часть этого пути мы прошли вместе. Я был с ним, когда разлетевшееся на осколки стекло оставило у него на лице эти шрамы. Новый папа знал, что такое «свистящая смерть».

МАЙАМИ Четырнадцатью годами ранее

ГЛАВА 3

Свет в Майами такой же необыкновенный и в своем роде уникальный, как в Риме; его прозрачность позволяла почувствовать пространство и ощутить волнение, позволявшее тем, кому хватит таланта, передать этот свет на холсте. Лучшее в Майами освещение бывает утром, как почти везде в тропиках. Солнце поднимается над горизонтом, цвета бледнеют, и жара вступает в свои права.

В то утро в аэропорту Майами Интернэшнл лучший свет постепенно рассеивался, становилось жарко. Серебристого цвета правительственный реактивный самолет, прокатившись по полю, резко остановился в секторе частной авиации гигантского аэропорта.

Небольшая толпа устремилась вперед, завидев быстро спускавшегося по трапу высокого человека в бело-голубой рубашке с открытым воротом и короткими рукавами. Четверо из встречавших были в облачении священников. Трое пришли в деловых костюмах. У большей части остальных в руках были фотоаппараты, поскольку появление Кокаинового кардинала всегда означало сенсацию.

Он обладал врожденным чувством времени, или, может, ему просто везло. Турбины еще вращались, постепенно затихая, а первый грузовик уже подъехал, вырулив из-за угла ближайшего ангара в сопровождении еще двух машин, следовавших сразу за ним. За минуту группа мужчин и женщин с автоматами в руках и аббревиатурой DEA[6] на спинах темно-синих рубашек окружила самолет, важно изображая из себя пехоту.

Наблюдая за происходящим с края толпы, я почти физически ощутил, как фотокамеры задрожали от волнения.

— Шоу-бизнес, — проворчал стоявший рядом со мной Том Слейд.

— Pero cono, que cojones,[7] — сказал Педро Бенес, стоявший с другого боку. — Этот священник носится по Карибам словно пылесос, собирая столько дерьма, что кайфа хватило бы всем жителям нескольких крупных городов. Удивительно, почему он до сих пор жив. Как у него хватает духу появляться здесь? Cono.