Люк открылся, в глаза им брызнул свет.
Но комиссар не заметил света.
Он продолжал стоять так, как стоял всю ночь: на коленях, держа в руках Весть.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Когда, ухватившись за чьи-то сильные руки, Гард вылез из отвратительной ямы и посмотрел вниз, то в ярком уже дневном свете он увидел несколько небольших, но отвратительных змей, ползавших по дну.
—Спасибо Тебе, Господи, за то, что подарил мне чудо. Спасибо Тебе, — прошептал Гард.
И только после этого огляделся.
Римляне дождались подмоги и взялись за дело всерьез. На этот раз их победа была безусловной.
На земле лежали несколько трупов зелотов, остальные стояли кучей, связанные веревкой.
Иисус Варавва стоял отдельно. Руки его были связаны. В глазах по-прежнему горел огонь.
Один из римских солдат подошел к Гарду.
—Я узнал тебя, — ухмыльнулся он. — Тебя, кажется, зовут Гершен? Ты еще изображал из себя Мессию, — он расхохотался. — И чего всем так нравится строить из себя Божьих Посланников?
Второй солдат похлопал комиссара по плечу, произнес, скорее сочувственно, чем издевательски:
—И чего тебя все время арестовывают, бедняга?
—Я тоже хотел бы это знать, — буркнул комиссар и посмотрел на Элеонору.
В глазах девушки сияло счастье: она тоже узнала тех, кого считала виновными в смерти Корнелиуса.
«Сейчас она начнет мстить, — понял Гард. — А я буду ее спасать. Сначала мечом помашу, а потом мы с ней опять будем убегать — привычное дело».
Сквозь одежду Гард нащупал Весть. Слава богу, на месте.
Командир римлян подошел к Иисусу Варавве:
—Ты Иисус Варавва, называющий себя Учителем? Ты призывал к бунту народ? Ты кричал лживые лозунги: «Никакой власти, кроме власти Закона и никакого царя, кроме Бога?» Ты делал все это, Иисус Варавва, называющий себя Учителем?
Иисус гордо смотрел на командира и молчал. Впрочем, тот, кажется, и не нуждался в его ответе. Он продолжал:
—Я знаю: это ты! Синедрион решит твою судьбу, и я уверен: тебя приговорят к распятию на кресте! А Понтий Пилат утвердит приговор. Моли своих богов о милости Пилата.
Иисус Варавва смотрел прямо, говорил твердо:
—Для меня нет царя, кроме Бога, и нет власти, кроме Закона! И против моей веры бессильны все, и твой Понтий Пилат — тоже. Не пройдет и нескольких дней, как снимут с меня цепи, и я уйду освобожденный! И народ станет приветствовать меня, потому что увидит во мне настоящего Мессию!
«Так ведь и будет, — с ужасом подумал Гард. — Все именно так и произойдет. Варавву отпустят. Народ увидит в нем Мессию. Только одного не учел этот са-
мозванец: воскрешения Христа. Ну почему же людям для того, чтобы прозреть, нужно обязательно распять своего Бога?»
Командир римлян подошел к Элеоноре:
—Ну, а ты кто, красавица? Если зелоты запрятали тебя в яму, значит, ты хороший человек, правда?
Римлянин погладил Элеонору по щеке.
Элеонора не испугалась, не отстранилась, она улыбалась, как-то очень по-женски глядя на римлянина.
Римлянин улыбнулся:
—О, так ты уже разобралась, кто тут настоящий хозяин?
Гард дернулся к девушке, но его удержали.
Элеонора вела себя странно. Комиссар подумал: «А может быть, она с ума сошла от страха?»
Девушка распахнула свою одежду. Гарду показалось, что она начнет раздеваться прямо здесь, при всех.
Но Элеонора искала что-то, спрятанное у нее на теле. Нашла. Улыбнулась. Вытащила какой-то черный извивающийся шнурок.
Комиссар не сразу понял, что это змея.
Не переставая кокетливо улыбаться, Элеонора бросила змею римлянину за тогу и расхохоталась.
И только тут до командира дошло, что случилось. Он начал безумный танец, стараясь освободиться от змеи. Кричал, стонал, орал.
—Поздно, — улыбнулась Элеонора. — Тебе осталось жить совсем чуть-чуть. Я отомстила за Корнелиуса.
Зелоты издали победный вопль. Римляне бросились к ней. Но Элеонора достала из-под одежды вторую змею.
—Ну, кто еще хочет попробовать? Римляне встали.
—Гершен, — сказала Элеонора, — мне осталось жить мгновения. Помни, ты должен найти настоящего Иисуса и отдать ему Весть. Ты должен узнать Истину. Твой непонятный, но всемогущий Бог, которому ты так странно молился в яме, поможет тебе. Он спас тебя от гадов. Он поможет тебе и впредь. Когда ты встретишь Его, не забудь спросить, почему Элеонора и Весть были столь связаны. Ты спросишь?
Гард стоял, сглатывая слезы. Сил отвечать не было, и он только кивнул головой.
—Хорошо, — улыбнулась Элеонора. — А то, что я буду там, — она показала на небо, — а ты тут, неважно. Мне почему-то кажется, что там все слышно... И видно... Это все одно: там, тут... Как один дом с разными комнатами.
Римляне и зелоты стояли молча, не шелохнувшись. Они понимали: эта красивая женщина говорит последние слова в своей жизни, ей нельзя мешать.
Элеонора говорила все тише. Казалось, жизнь уходит из нее не сразу, а постепенно. Видимо, жизнь хотела дать ей возможность договорить.