Беатрис

Чарли кивнула.

— Я могу полить чуть позже, когда разберу вещи.

— Нет-нет, я сама. Тебе, наверное, надо отдохнуть. Все равно все поливают их неправильно. Пеларгонии из Морбакки нельзя заливать водой — похоже, никто, кроме меня, этого не понимает.

Чарли как раз собиралась двинуться дальше по лестнице, когда Доротея сменила тему.

— Тут тебя разыскивал какой-то мужчина, — сказала она. — Просочился в подъезд вместе с Анни с первого этажа, долго стоял и звонил в твою дверь. Я подумала, что тебе стоит об этом знать.

— Как он выглядел? — спросила Чарли. — Вернее, я хотела спросить — ты видела его?

Она пыталась казаться спокойной, но это удавалось ей с трудом.

— Такой… — Доротея наморщила нос. — В кожаной куртке, — проговорила она, словно это говорило о человеке все. — Он сказал, что хотел узнать, как у тебя дела, потому что ты немного плохо себя чувствовала, когда он в пятницу помог тебе добраться домой. И потом…

— Что? — спросила Чарли.

— Он сказал, что его зовут Виктор, и просил передать тебе: он надеется, что тебе уже лучше, так что… в общем, я тебе это и передала.

— Спасибо, — с чувством произнесла Чарли.

— Да что там, пустяки, — ответила Доротея. — Хорошо иметь таких заботливых друзей.

Она улыбнулась. Проявление дружелюбия или новый уровень насмешки? Чарли решила не ломать над этим голову.

«Виктор, — подумала она, ощущая, как покой растекается по телу. — Самый обычный доброжелательный мужчина».

Переступив через гору рекламы и счетов на коврике, она прошла прямо в гостиную и улеглась на диван. Строго говоря, ей надо бы поспать. Мозг перегрелся от стресса, недосыпа и повторяющегося видения — Лу на краю обрыва. Но тут ей вспомнились письма, которые ей дала Сара. С чего девочка взяла, что они от ее бабушки?

Чарли поднялась, достала из сумки пачку писем во вскрытых конвертах и вытащила одно из них.

«Мне снова стали сниться сны. Сегодня ночью мы были втроем — ты, я и малышка, как все и должно было быть. Мы шли по тропинке к озеру, осенние листья и солнце, мимо дома на холме.

Его там не было.

Во всем мире были только мы, я и мои доченьки, и все казалось таким настоящим, что мне хотелось никогда не просыпаться».

Чарли перевернула лист бумаги, чтобы увидеть имя отправителя. Но там было написано просто «мама». Та же подпись на следующем письме, и на следующем — отправитель назывался просто «мама».

Девочки, доченьки… неужели… неужели эти письма писала Сесилия Маннер? Та, которая, по словам Бетти, была «потрясающий человек, не боящийся идти против течения — просто ей немного не повезло.

Почему?

Потому что такова жизнь — она несправедлива».

Бетти ни словом не обмолвилась, что Сесилия жила в «Чудном мгновении», но это необязательно означало, что этого не было. Бетти Лагер скрыла от нее и куда более серьезные факты.

«Не упрекай меня за это. Разве правда хоть когда-нибудь делала тебя счастливее?»

Чарли достала очередное письмо и перенеслась в прошлое, в те времена, когда «Чудное мгновение» было психиатрической лечебницей. Она читала про горячие ванны и монотонную трудотерапию, о галлюцинациях других пациентов, о жуках под кожей и змеях под кроватью. Это было все равно что сделать шаг в свои кошмарные сны — потерять опору под ногами, потерять себя, потерять рассудок.

А вот и старый снимок. Чарли достаточно было взглянуть на него всего на секунду, чтобы понять: Сара была совершенно права. Эту молодую женщину с ребенком на руках Чарли сразу же узнала. Такое фото стояло у них дома в Люккебу. Это была Бетти. Бетти с ней на руках.

Положив фотографию на живот, Чарли уставилась в потолок. Ей потребовалось сделать паузу, чтобы все это переварить. Голова кружилась при мысли, что она только что прочла слова своей бабушки, что Сесилия Маннер находилась всего в нескольких милях от нее — а она даже об этом не знала. И снова она, эта ужасная история, наложившая отпечаток на всю ее жизнь — мертворожденная сестра Бетти и убийство маленького мальчика, папа которого был виновен во всем, — но теперь рассказанная ее бабушкой.

Чарли сделала глубокий вдох. Ей нужно выпить вина, но это подождет. Она достала следующее письмо.

«Мы сидели на скамейке у павильона, и я сказала Флоре, что вот она идет. Вот моя дочь. А потом… потом я увидела ребенка у тебя на руках. Ты несла сестренку. Она вернулась.