Беатриса

— А как ваша Тисба? — спросила кавалера дю Альга девица дю Пеноэль, когда карты были сданы.

— И не говорите! Бедная собачка не лучше своего хозяина, — ответил кавалер, — у нее тоже больные нервы, она, когда бежит, все подымает ножку. Вот так, посмотрите!

Желая представить, как собака подымает лапку, кавалер вывернул и вздернул локоть, открыв все свои карты сидевшей рядом с ним горбунье, которая воспользовалась благоприятным случаем, чтобы разглядеть, нет ли у соседа мистигри или туза. Кавалер впервые попался в ловушку, подставленную ему лукавой девицей.

— Смотрите-ка, — произнесла баронесса, — у господина Гримона кончик носа побелел, значит, у него мистигри.

Радость священника, которому пришел мистигри, была столь велика, что он не мог ее скрыть, как, впрочем, и все остальные игроки. Каждый человек движением бровей, век или губ выдает свои душевные волнения, и наши игроки, привыкшие наблюдать друг за другом, обнаружили наконец слабое место священника: когда к нему приходил мистигри, у него действительно бледнел кончик носа. В таких случаях партнеры опасались играть.

— А к вам кто-нибудь заходил сегодня? — спросил кавалер у мадемуазель де Пеноэль.

— Да, заходил. Двоюродный брат моего зятя. Он меня удивил: сказал, что графиня де Кергаруэт, в девичестве де Фонтэн, выходит замуж.

— Дочь «Большого Жака»! — воскликнул кавалер, который во время своего пребывания в Париже не отходил от адмирала.

— Графиня его наследница, она вышла замуж за бывшего посланника. Кузен еще рассказал мне удивительные вещи про нашу соседку мадемуазель де Туш, такие вещи, что я просто верить не хочу. Если бы это было правдой, Каллист не ходил бы к ней каждый день. Слишком он умен, чтобы не заметить все эти ужасы!

— Ужасы? — спросил барон, очнувшись при этом слове от своей дремоты.

Баронесса и кюре обменялись понимающим взглядом, карты были сданы, мистигри на сей раз пришел к старой девице, и она не пожелала продолжать разговор, радуясь, что может скрыть свое торжество под общим замешательством, вызванным ее словами.

— Вам ходить, барон, — сказала она.

— Мой племянник не похож на нынешних молодых людей, он не любит разных ужасов, — произнесла старуха Зефирина, почесывая спицей голову.

— Мистигри! — вскричала девица де Пеноэль, пропустив мимо ушей замечание своей подружки.

Священник, который, казалось, был посвящен в тайну отношений Каллиста и мадемуазель де Туш, решил не вмешиваться в разговор.

— А что же она делает такого необычайного, эта мадемуазель де Туш? — осведомился барон.

— Курит! — отрезала девица де Пеноэль.

— Что ж, это полезно для здоровья, — возразил кавалер.

— А ее имения? — осведомился барон.

— Имения? — переспросила старая дева. — Она их проедает.

— Не стоит играть, кончено! Все обремизились, у меня на руках козыри, король, дама и валет, мистигри и еще один король, — сказала баронесса. — Мы выиграли, сестрица.

Этот выигрыш без игры сразил девицу де Пеноэль, которая сразу забыла и про Каллиста, и про мадемуазель де Туш. В девять часов в зале остались только баронесса и кюре. Старики пошли спать. Кавалер дю Альга отправился, по обыкновению, провожать де Пеноэль до ее дома, стоявшего на главной площади Геранды; по дороге он делал глубокомысленные замечания насчет тонкого хода, принесшего выигрыш баронессе, насчет удачи и невезения, насчет того, как мадемуазель Зефирина с нескрываемым удовольствием прячет в карман выигранные деньги, — ведь уже давно лицо слепой старухи с полной откровенностью выражало ее радость и огорчения. Поговорили они и об озабоченном виде баронессы. Кавалер подметил, что прелестная ирландка была нынче крайне рассеяна. У дверей дома, когда малолетний слуга поднялся наверх, старая девица доверительно сообщила кавалеру дю Альга причину беспокойства г-жи дю Геник:

— Я-то знаю, почему она беспокоится. Если Каллиста немедленно не женят, он погиб. Он влюблен в мадемуазель де Туш, в эту актерку.

— В таком случае немедленно вызывайте Шарлотту.

— Я уже написала сестре — она завтра получит мое письмо, — ответила мадемуазель де Пеноэль, прощаясь с кавалером.

Теперь, когда вы провели обычный вечер в герандском доме, судите же сами, какой переполох должен был вызвать среди жителей этого славного града приезд, отъезд или просто случайное появление незнакомого лица.

Когда все стихло в спальне барона и в комнате его сестры, г-жа дю Геник взглянула на священника, который задумчиво складывал кучками фишки.

— Я вижу, — начала она, — что теперь и вы разделяете мои опасения относительно Каллиста.

— А вы заметили, как раздражительна была нынче мадемуазель де Пеноэль? — спросил священник.

— Конечно, заметила.