Вдруг мы резко свернули куда-то влево. Дима толкнул синюю дверь, и мы оказались в какой-то комнате, где не так ревела музыка.
Здесь стояло четырнадцать столиков вдоль желтых кирпичных стен, таких, как в психушке. Или даже, публичном доме, времен Федора Михайловича Достоевского.
За ближайшим к выходу столиком какая-то девушка, на вид, не больше семнадцати лет, вдыхала дорожку через трубочку, сделанную из двадцатидолларовой купюры. Рядом с ней сидел ублюдок и нагло улыбался.
— Давай милая. Плохо от этого не будет, — сказал он, и начал ржать.
— Не обращай внимания. И не встревай, если ты не хочешь сдохнуть. Они сами решают, что им делать. Не хотела бы сама — не пришла, — от Диминых слов мои кишки свело судорогой.
Мы прошли в дальний левый угол, к столику, на котором стояла нелепая, для этого места, бумажка: «4». Тут же откуда-то появилась официантка. На ней были джинсы, заляпанные кетчупом, и полосатая кофточка.
— Два пива. Или ты водки хочешь?
— Нет. Пиво будет в самый раз.
— Только пиво? — переспросила официантка.
— Да. Только пиво, — раздраженно ответил ей Дима. — И давай побыстрее. Чего стала, бля?
— Уроды…
— Пошла отсюда, сука тупая. Совсем охренела? — Дима вскочил, и замахнулся на официантку. Я тоже встал, и перехватил его руку.
— Успокойся, — сказал я ему.
Затем перевел взгляд на официантку.
— Принеси нам пиво, пожалуйста, — она быстро-быстро закивала головой и убежала.
— Никогда! Слышишь?! Никогда так больше не делай! — Похоже, Диму задело, что я не дал ему ударить местную «королеву красоты».
Я ничего не сказал ему в ответ. Мы молча сидели и ждали наше пиво. Его принесла нам уже другая официантка. Такая же грязная, как и предыдущая.
— Что-нибудь еще, мальчики? — с не очень хорошо сыгранными вежливостью и радушием спросила она.
— Нет. Пошла на хрен отсюда! — Дима все еще никак не мог успокоиться. Но после первой пинты пива он снова стал прежним.
— Она звонила?
В ответ я отрицательно покачал головой.
— Позвонит, — уверенно голосом сказал он. Скорее, чтобы меня уверить. Но я не верил, как не верил и он в то, что говорил.
Я попытался закурить. Чиркнул зажигалкой… один раз… другой.
— Извините, у вас спичка будет? — Обратился я к парню за соседним столиком. Он посмотрел на меня. Потом протянул дешевую одноразовую зажигалку, какие продаются в любом киоске на остановках. Я подкурил и отдал ему ее назад.
— Спасибо, — поблагодарил я.
Он ответил кивком головы.
— Трахаться хочешь? Я тут одну бабу знаю, сосет так, что яйца немеют. Хочешь?
— Нет, — я покачал головой.
— А еще одна есть. Она, короче, это… В жопу ее, короче, можно трахнуть. А? Как ты?
Я затянулся. Выпустил дым, и сказал:
— Нет, — и снова покачал головой.
— Тебе надо трахнуться. Пройдет две недели. И все будут тип-топ. А пока, я говорю, надо тебе хорошенько трахнуться. Эй, Малая!
Какая-то девушка, с крашенными рыжими волосами подошла к нам. Она была в потертых джинсах, черной облегающей майке и джинсовой куртке. Ее волосы были разобраны на пробор и свисали ниже плеч.
— Привет, Димочка.
— Привет! Слушай, Олька, мой друг очень переживает. Его надо утешить.
Меня здесь, как будто нет. Я жалкие свернувшиеся в узел кишки.
— Кончено, — с радостью в голосе говорит Оля.
— Пойду, отолью, а вы тут не скучайте. — Дима подмигнул мне и ушел.
Оля села на мои колени, лицом ко мне, широко раздвинув ноги.
— Ну и как нас зовут, таких красивых? — она мне улыбалась, и, похоже, я ей действительно нравился. Или мне только так казалось?
— Тимур, — я чувствовал себя как школьник, которого молодая учительница географии с большой грудью, в короткой юбке и прозрачной блузке оставила после уроков. Закрыл кабинет на замок, сделав два оборота. Расстегнула блузку, спустила юбку, и заставила вылизывать свои гениталии.
— А чего мы так смущаемся? — ее руки начали расстегивать мой ремень.
— Я не смущаюсь, — я лгал.
— Мы врем, — ее руки расстегнули болты на моих джинсах. И она начала расстегивать свои. Они были без ремня и на молнии.
— Не надо.
— Что не надо? — улыбка сползла с ее лица. Оля была удивлена. — Я не нравлюсь тебе?
— Нет. Нравишься. Просто не надо.
— Ты хочешь минет?
— Я ничего не хочу. Пусть меня все оставят в покое. Пусть все перестанут лезть в душу. Я привык быть один. И больше всего на свете я хочу сейчас побыть один.
— Ну, прости, — Оля быстро застегнула свои джинсы. О моих она деликатно забыла. Наверное, чтобы лишний раз не тревожить мою плоть. — Можно хоть сигарет пару взять?
— Забирай, — я отдал ей всю пачку.
— Что? Все? — ее, наверное, поразила такая щедрость. Пачка почти полная.
— Да. Да. Только иди, пожалуйста. Оставь меня.
Она ушла. Я застегнул джинсы, и откинулся назад. Ну, хоть стулья у них тут удобные.
Прошло минут двадцать, прежде чем я заметил Диму, идущего ко мне с двумя пластиковыми стаканами пива.
— Ну, как? Доставила она тебе удовольствие? — Он нагло ухмылялся.
— Нет. И больше так не делай.
— Я хотел, как лучше…
— Я понимаю, но больше так не делай. Ладно?
— Да. Конечно.
Так мы молча сидели и пили пиво около часа. Выпив приблизительно два литра, я сказал:
— Пойду в сортир загляну.