Беда

— Если придут и — и снимут отпечатки…

— Сынок, предложи это копам, они тебя обсмеют.

— Но ведь это же преступление! Она вломилась.

— При условии — при условии. Проблема в том, что копы даже не поедут на такой вызов.

Да он и сам так думал, но услышать это из уст юриста — все равно что молотком по коленной чашечке.

— Разве нет закона…

— Закона против надоед? Есть закон о сексуальном домогательстве, есть о преследовании, но не все в них так четко прописано, и в целом это для более серьезных случаев.

— Это вполне серьезно.

— Сынок…

— Можно получить постановление суда? Чтоб она не смела ко мне приближаться?

— Постановления направо-налево не принимают. Вот когда человек уже на заметке, побывал под арестом, получил повестку. Уговаривать людей вести себя получше пока еще не входит в обязанности полицейских. Сам скажи ей, чтоб отвалила.

— Говорил, — сквозь зубы процедил Джона. — Почему вы не разрешаете мне вызвать полицию?

— Ты позвонил спросить у меня совета — я очень этому рад и даю тебе совет. Я не запрещаю тебе вызывать полицию, но вспомни, что нам еще предстоит улаживать иск, к которому эта женщина имеет непосредственное отношение. Можно обойтись и без нее, однако если бы она выступила на нашей стороне…

— Что вы такое говорите? — перебил его Джона.

— Представляю наихудший вариант. Ты не впадай в панику, но подготовиться надо. Вот, к примеру, как это может обернуться: Медина может надавить на нее, вынудить сказать что-нибудь вроде: «Я была напугана, я не хотела никого в это вовлекать, я тогда и не соображала, но знаете что? Потом, когда я подумала, я поняла, что ему-то ничто не угрожало. Это всего лишь моя фантазия». Они на все способны. Медина — лжец. Он ее в долю взять посулит, если выиграет иск. Черт их знает. Нет, от того, как эта женщина себя поведет, мало что зависит, подчеркиваю, потому что кто ж ей поверит. Но я бы предпочел, чтобы ты не восстанавливал ее против себя. Господи боже, сынок, во что же ты впутался?

Такой оборот речи вызвал у Джоны возражения — впрочем, довольно слабые. Он позвонил Белзеру в первую очередь затем, чтобы рассказать ему о DVD, но теперь уже сам толком не знал, стоит ли рассказывать.

— Прошлой ночью я забаррикадировался у себя в квартире…

— Черт, Джона, с ума, что ли, ты сходишь?

— Я до смерти ее боюсь.

Молчание.

— Что ты скрываешь от меня? — спросил Белзер.

Дальше по коридору распахнулась дверь, вышли два ординатора, засмеялись, один из них сказал: «Так вот что такое куриная слепота…» Джона переждал, пока не затихнет вдали визг резиновых подошв.

— Я спал с ней.

— Чтооо? Зачем ты это сделал?!

— Она стала вдруг… приходить. Мы… ну так вышло. Понимаю, это было глупо…

— Да уж, глупо, иначе и не скажешь.

— Понимаю, но сделанного не воротишь.

— Это… — Белзер подавился. — Даже я не знаю, как это назвать.

— А это все началось, когда я сказал ей, что больше не хочу продолжать. Зря я не рассказал вам все раньше, но это было слишком личное.

— Ох.

— Простите.

— Охх… Впрочем, что тут говорить? Это свободная страна.

— Если б от звонка ей что-нибудь изменилось, я бы давно позвонил. Но это не поможет. Я пытался все объяснить ей, с глазу на глаз. К тому же я не знаю номера ее телефона…

— Посмотри в справочнике.

— Ее нет в справочнике. Я не знаю ее адреса. Ничего не знаю.

— В этом я смогу тебе помочь, — сказал Белзер. — Она сделала заявление в полиции. Погляжу, что удастся нарыть. А пока что держись от нее подальше. В следующий раз, как она появится или выкинет какой-нибудь фокус, звони девять-одиннадцать. Если тебе повезет и удастся предъявить ей обвинение в домогательстве, ты получишь свое постановление — временное постановление о защите. И если она вздумает его нарушить, это уже будет уголовное преступление. — Белзер чихнул. — Впрочем, все эти постановления — бумага, не более того.

Джона молчал.

— Мы предупредили маму и папу?

— Конечно же, нет!

— Ты — мой клиент, и я не вправе ничего раскрывать. Однако, на мой взгляд, им бы следовало знать.

— При всем уважении, Чип, хуже вы ничего придумать не могли.

— Я сам отец и скажу тебе: самые тревожные новости не так огорчительны по сравнению с тем, что родители чувствуют, когда обнаруживают, что их ребенок что-то от них скрывал. Сразу начинаешь думать, что же еще он утаивал.

— Мне двадцать шесть лет.

— Мое дело намекнуть.

— Помогите мне избавиться от нее, и они вообще ничего никогда не узнают. — Теперь, перевалив свой груз на Белзера, Джона слегка расслабился. Ему даже показалось, что он преувеличил проблему. — Не так уж все скверно, — добавил он.

— Не признавайся в этом полиции, — сказал Белзер. — А то вряд ли дождешься помощи.

— Если есть способ уладить, не привлекая власти…

— Сынок. Что творится у тебя в голове? То ты звонишь мне и порешь чушь как безумный, то все не так уж скверно. Выбери что-нибудь одно.

Джона примолк.

— Я понимаю, что ты уже дошел до точки. Так скажи мне — хочешь, чтобы я принял меры? Да или нет?

— Да.

— Вот и хорошо. Я позвоню ей, поговорю на нашем, на юридическом. Она быстренько угомонится.

Джона покачал головой, но ответил:

— Разумеется.